Алиса шла своим путем. Она брала все чистой настойчивостью. Я бы назвала ее очень упорной особой, много думавшей, причем некоторые ее идеи шли, так сказать, от ума.
А что вы можете сказать о своей матери Минне Голдберг и Айн Рэнд?
Привычки гостьи не слишком раздражали мою мать. Ей пришлось много делать, потому что Айн находилась в нашем доме и привычки ее были противоположны тем обычаям, которые мать в нем установила.
Айн вела ночной образ жизни, а мы дневной, поэтому нам было сложно.
А они читали ее книги?
Конечно, все мы читали ее книги. Мне понравился роман Мы живые, великолепен был Источник, однако Атлант не доставил мне особого удовольствия. На мой взгляд, его следовало бы существенно сократить. Интересны и некоторые другие ее книги, которые мне довелось прочитать. Я храню первые издания ее книг, которые Айн подарила моим родителям.
Была ли мисс Рэнд благодарна родственникам за приглашение и поддержку?
Да, думаю, да; особенно тете Саре и тете Энн — семье Бартона.
А Менделю, Эстер и Анне пришлось много заботиться о мисс Рэнд?
Им всегда было интересно общаться с ней, и они всегда пересказывали нам то, что слышали от нее. Анне и Менделю принадлежали склад пиломатериалов и большой участок земли в Моменсе, штат Иллинойс. Айн Рэнд прислала им в подарок пару фазанов. Птицы эти были хороши, но очень шумливы. Айн как личность нравилась всем. Не думаю, чтобы кто-то из них вникал в ее философию, кроме разве что Бартона.
Значит, ваша семья переписывалась с ней после того, как она уехала от вас?
Мы переписывались, и теперь я могу укорять себя за то, что не сохранила ее писем, однако беречь их тогда мне и в голову не приходило.
Так где же они теперь?
Я не хранила их. Разве можно сказать заранее, что кто-то станет знаменитым? Представить себе не могу, чтобы кто-то хранил мои письма, хотя я написала тридцать две детские книги. По правде сказать, в последний раз я получила от нее личную весточку примерно в шестьдесят седьмом или шестьдесят восьмом годах и написала ей, что вышла моя первая книга. Как мне кажется, мы перестали переписываться в шестидесятых годах.
Она писала или печатала свои письма?
Она всегда писала их. У нее был наклонный почерк, казавшийся нам иностранным.
Она присылала вам письма из Голливуда?
Да, и из Нью-Йорка. Думаю, что переписывалась с ней только тетя Сара. A потом тетя Энн… Точно сказать не могу, а спросить, увы, уже не у кого.
Часто ли она писала членам вашей семьи?
Сначала все мы получали от нее много писем. А потом, думаю, в шестьдесят пятом году, тогда она жила в Нью-Йорке, и я только что написала свою первую книгу — детскую книгу — и послал ей, а она никак не отреагировала на это. После этого мы больше не писали друг другу. А до того переписывались регулярно. Я писала за свою мать. Она, конечно, могла писать сама, однако до шестидесятых годов переписку вела я. Однако все письма давно порвались, потому что их читали все члены семьи.
Каким было впоследствии мнение вашей матери об Айн Рэнд?
O, она очень гордилась ею. Моя мать любила все самое лучшее в жизни, любила литературу, любила читать и писать, и она очень радовалась тому, что у нее есть такая знаменитая родственница.
А она читала книги Айн Рэнд?
O да, конечно. Она восхищалась ими, наверно, потому что их написала Айн Рэнд.
Какое самое главное воспоминание осталось у вас от Айн Рэнд?
Самое главное мое воспоминание осталось от того времени, когда я была маленькой девочкой и она жила у нас. И я помогла ей выбрать фамилию для своего псевдонима — Рэнд. У нее была старая портативная пишущая машинка «Ремингтон-Рэнд», и она печатала на столе в нашей столовой. Мы жили тогда в Чикаго по адресу: 3216 Leland Ave [Лиланд-авеню].
Однажды она сказала: «Я хочу выбрать себе новое имя, но так, чтобы инициалы были A. и Р.» Мы звали ее Алисой. Она сказала: «Я выбрала себе имя, это будет „Айн“»; производное от какого-то [финского] слова, как она мне сказала. А потом сказала: «Значит, мне нужно Р». Я как раз глядела на ее пишущую машинку и сказала: «А „Ремингтон“ подойдет?» Она ответила: «Нет, это слишком длинное слово, мне нужно короткое». Тогда я сказала: «А как насчет „Рэнд“?» И она согласилась: «Хорошо, значит, будет: „Айн Рэнд“». Думаю, это было в самом начале ее пребывания в нашем доме[42].
Значит, она очень хотела выбрать себе новое имя.
O да, она хотела начать заново и стать американкой.
Вы говорили, что в 1939 году были в гостях у мисс Рэнд и мистера О’Коннора. Расскажите мне об этом.
Она жила в Нью-Йорке, а я работала консультантом в расположенном неподалеку в Пенсильвании лагере, и она пригласила меня приехать к ней в удобное время. Обед приготовил Фрэнк, он был отличным поваром. Мы прекрасно пообедали в их очаровательной квартире, а потом они сводили меня на балет или какую-то пьесу. Мы провели вместе прекрасный, прекрасный день[43].
Можете ли вы описать эту квартиру?
Я помню только просторную столовую и длинный стол, все было очень красиво. Прекрасное темное дерево. Думаю, там действительно было очень красиво. Я знаю, что Фрэнк был очень неплохим дизайнером, но не уверен в том, что именно он отделывал квартиру.
А его вы можете описать?
Он показался мне высоким и довольно худощавым. На нем был халат в японском стиле, он подавал обед. Возможно, это был курительный халат.
Помню, что, сочиняя Источник, она писала нам, что делала это для Фрэнка. Я всегда думала, что она была с ним очень, очень счастлива. Я действительно ощущала, что она всю жизнь любила его.
Фрэнк был очень мягким человеком, очень милым, очень заботливым, очень гостеприимным в своем курительном халате. Я видела его первый и единственный раз и потому не имею о нем других впечатлений.
Что еще вы можете рассказать о мисс Рэнд?
Помню, как она сидела в квартире Барта Стоуна после его похорон. Она пообещала моей матери норковую шубку, однако не выполнила своего обещания. Она сказала, что шубка велика ей. Еще она часто говорила нам, что мистер Вудс обманул ее, плохо с ней поступил[44].
