Сжав кулаки, Габриель свернул в темный переулок, меняя гнев на отвращение, возвращаясь к гневу и распаляясь до ярости. Ему нужно было убить кого-нибудь, забить до смерти, чтобы не нести свое страдание одному.
«Не повезет тому смертному, что встретится сейчас на моем пути», — думал он, отдаваясь бушевавшему в нем голоду.
Сара пробудилась в поту, с именем Габриеля на устах. Вся дрожа, натянула одеяло до подбородка.
Это был только сон. Лишь сон.
Она говорила сама с собой, успокаиваясь от звука собственного голоса. В дальней комнате раздался бой часов. Четыре утра.
Постепенно ее дыхание успокоилось. «Только сон», — снова повторила она. Но сон этот был таким реальным. Она чувствовала холодное дыхание ночи, насыщенное отвратительным запахом страха, исходившим от тела безликого мужчины, укрытого во тьме. Она ощущала невероятный, дикий гнев, колыхавший складки его черного плаща. И теперь, когда она проснулась, с ней остались тревога и боль, страшное одиночество, отделявшее его от остального человечества.
Это чувство было столь же сильным, как и во сне, но теперь в нем не было никакого смысла. Это нелепица.
Недоверчиво покачивая головой, она зарылась глубже в постель и закрыла глаза.
Это был лишь сон, и ничего больше.
Погруженный в бездну отчаяния, Габриель прокрался в аббатство. Что заставило его настолько утратить контроль над собой? Уже столько веков он не обескровливал жертвы до смерти, брал лишь немного, чтобы успокоить свою нечистую жажду.
Низкий стон вырвался из его горла. Саре повезло, она спаслась. Он хотел ее и не тронул. Неудовлетворенное желание и чувство поражения распалили его жажду.
Это не должно повториться. Понадобились века, чтобы он приучился сдерживать себя, впадая в иллюзию, что он больше человек, чем чудовище.
Если бы он мог, то молил бы небеса о прощении, но он утратил право на божественное вмешательство слишком много веков назад.
— Куда мы пойдем сегодня ночью?
Габриель молча смотрел на нее. Сара вновь ждала его, облачившись в свое новое платье, в ее глазах светилось ожидание, предвкушение удовольствия. Ее доброта утешала его, смиряла в нем зверя, а красота и невинность возбуждали его нечистую жажду.
Он уставился на жилку, пульсирующую у нее на горле.
— Куда пойдем? Сара кивнула.
Сделав над собой усилие, он перевел взгляд на ее лицо.
— А куда бы ты хотела пойти?
— У тебя нет лошади?
— Лошади?
— Я всегда мечтала покататься верхом. Габриель склонился в глубоком поклоне.
— Все, что пожелаете, миледи, — произнес он. — Вам не придется ждать слишком долго.
«Я будто нашла волшебную палочку», думала Сара, ожидая его возвращения. Стоило ей сказать о своем желании, как он исполнял его.
Спустя двадцать минут она сидела перед ним на горячем черном скакуне, нетерпеливо перебиравшем копытами. Это было превосходное животное, огромное, стройное, мускулистое, с развевающейся гривой.
Сара наклонилась, чтобы потрепать шею жеребца. На ощупь она была точь-в-точь как черный бархат.
— Как его зовут?
— Некромант, — отозвался Габриель, и в голосе его прозвучало тщеславие.
— Некромант? И что это значит?
— Это тот, кто может общаться с духами умерших.
Сара глянула на него через плечо.
— Странное имя для лошади.
— Странное? Возможно, — загадочно ответил Габриель. — Но весьма подходящее.
— Подходящее? Но каким образом?
— Ты хочешь скакать или потратить всю ночь на глупые вопросы?
На какой-то момент она задумалась, а затем взглянула на него улыбаясь.
— Скакать!
Габриель дернул поводья, и они помчались в черную ночь, удаляясь все дальше.
— Быстрей! — требовала Сара.
— Ты не боишься?
— С тобой — нет.
— Тебе стоило бы бояться, Сара-Джейн, — пробормотал он, тяжело дыша, — и особенно меня.
Она сжала бока жеребца коленями, и тот рванул вперед, едва касаясь земли мощными копытами.
Сара вскрикивала от удовольствия, когда они летели через ночной мрак. В теле коня чувствовалась сила, и такими же сильными были руки мужчины, надежно державшие ее за талию. Ветер трепал ее волосы и обжигал щеки, но она только смеялась, закидывая голову назад.
— Быстрей! — кричала она, охваченная чувством свободы.
Деревья, изгороди, спящие фермерские дома мелькали мимо неясными пятнами. Они с ходу взяли изгородь в четыре фута, и она испытала чувство полета. Звуки и запахи — все смешалось: стрекот сверчков, лай собак, запах влажной земли и конского пота. Но еще сильнее волновало Сару дыхание Габриеля на ее щеке и то, с какой силой его руки сжимали ее талию.
Габриель позволил коню скакать во весь опор, пока его бока не стали тяжело вздыматься, пока их не покрыли клочья пены. Боясь загнать жеребца, он осторожно, но твердо натянул поводья, и тот замедлил бег, а затем встал.
— Это было великолепно! — вскричала Сара.
Она обернулась к нему, и в слабом свете луны он увидел, что щеки ее горят, губы полуоткрыты, а в глазах словно пляшут солнечные лучи.
Как же она прекрасна, его Сара! Как она полна жизни! Что за жестокая судьба приковала ее к инвалидному креслу? Такая красивая девушка, такая живая, на пороге своего расцвета. Она должна быть одета в шелк и атлас, а вокруг нее виться целая свита учтивых кавалеров.
Спешившись, Габриель снял девушку с крупа коня и понес через влажную высокую траву к большому валуну. Он опустился на него, посадив Сару себе на колени.
— Я так благодарна тебе, Габриель, — прошептала она.
— Мне было вдвойне приятно, миледи.
— По-моему, это уже чересчур, — объявила она с дерзкой усмешкой. — Полагаю, леди не несутся куда глаза глядят в темноте на огромных черных дьявольских скакунах.
— Нет, — отозвался он, его серые глаза улыбались. — Они так не поступают.
— Ты знал многих леди?
— Нескольких. — Он провел по ее щеке указательным пальцем, она едва ощутила это прикосновение, таким оно было легким.
— И все они были прекрасны и изысканны? Габриель кивнул.
— Но ни одна из них не была так прекрасна, как ты.
Она упивалась его словами, читая в его глазах молчаливое подтверждение.
— Кто ты, Габриель? — спросила она мечтательным мягким голосом. — Человек или волшебник?
— Ни то, ни другое.
— Но ты мой ангел-хранитель?