Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 88
Один из прекрасных вечеров мы провели в недавно открывшемся и мгновенно ставшим модным среди местной тусовки «Скэтч клабе» – прекрасный чил-аут, уютные бары, вкусная еда. В основном его посещает продвинутая публика около 30 лет, явно зажиточная и имеющая свой бизнес. У входа припаркована куча роскошных авто, даже «роллс-ройсы». Посетил я и «Шугар клаб» – популярное место встреч деловой молодежи, а вот на дискотеки так и не попал, хотя некоторые, по слухам, весьма зажигательные. Эх, еще бы недельку, да работа звала в Россию. Ну и дабы не прослыть исключительно любителем развлечений, скажу, что и ряд местных достопримечательностей не обошел стороной. Их список не сильно отличается от описанного в школьном учебнике английского: королевский дворец, Биг-Бен, Тауэр. Но лучше один раз увидеть. А еще много времени я просто гулял по скверам, радовал глаз местной аккуратностью и красотой, постигал дух страны. И опять-таки недостаток времени, а то непременно съездил бы в Ливерпуль, на родину Битлз. Может, в следующий визит, хотя чего загадывать… и возраст, и здоровье… В целом визит на Альбион прошел чинно и гладко, а вот по возвращении на родину в Шереметьево-2 со мной произошла не совсем обычная история. По прибытии из-за границы я обычно прохожу по зеленому коридору, многие таможенники знают меня в лицо и легко пропускают, а тут остановили.
– Что у вас в чемоданах?
– Да так, ничего особенного, концертные вещи…
– Покажите!
Я открыл объемные чемоданы, где лежали результаты моего шопингового похода по весьма дорогим лондонским бутикам. Все чеки и ценники я педантично сохранил в своем в бумажнике.
– И на какую сумму вещей?
– Да тысячи на две-три.
Сумму я изрядно приуменьшил, и был незамедлительно пойман на этом приуменьшении, едва девушка открыла мой бумажник и нашла там кучу чеков. И зачем их сохранил? Сумма покупок явно зашкаливала…
– Да тут же…
– Это на всю группу, – я вяло оправдывался…
– А где группа?
– Да вот, летят следующим рейсом…
По-моему, мне не поверили, и потребовалась консультация со старшим таможенным инспектором, я же тем временем часть чеков спрятал из бумажника в карман. Но вердикт уже вынесли:
– Надо заплатить пошлину триста долларов…
Ну, надо, так надо, но я решил немного побороться:
– Мы вот выступаем для вас, поем, радовать стараемся, могли бы и на поблажки пойти…
– А что за артисты?
– «Динамит», Билан. Приходите на концерт, спросите меня, посмотрите прекрасный концерт безо всяких билетов. А пока мой водитель сбегает к машине и принесет вам диски с их песнями.
В общем, пошлину я так и не заплатил. Музыка опять спасла меня. А также искусство жестко отстаивать свои интересы, которое впервые освоил после школы. А было все так…
Мы тогда проживали недалеко от института биофизики, одного из весьма закрытых заведений в районе площади Курчатова. Принадлежал он одновременно и Министерству здравоохранения, и какому-то военному ведомству и занимался проблемами космоса и медицины. И как-то я решил устроиться туда на работу, и со второй попытки мне это неожиданно удалось. Правда, не без помощи мамаши моего приятеля, которая многие годы служила в отделе кадров института. В силу его повышенной секретности на проверку документов соискателей уходило месяца три, а то и больше. Для меня же интерес представляла не только его сфера деятельности, но и сам факт – пройду ли комиссию. Сомнения в этом присутствовали серьезные: я еврей и слышал, что кругом царит ярый антисемитизм, вдобавок отец родился за границей, в Польше. И когда в первый раз подал документы на общих основаниях, у меня их просто не приняли. Ведь и безо всякого антисемитизма, ну что я мог предъявить – спортивные достижения, что ли?
Но мама приятеля по блату нашла свободную штатную единицу, ведь хотя вакантных должностей существовало мало, но и соискателей отнюдь не очередь стояла. Прием на работу велся как ни странно путем каких-то обезличенных объявлений на проходной, тоже, кстати, без вывесок и прочих опознавательных знаков. В общем, мои документы приняли. Я честно заполнил все многочисленные графы, включая и национальность, и место рождения отца – город Томыши близ Варшавы. Я долго ждал без особых надежд, пока анкету проверяли в разных инстанциях, и сколь же велико было мое удивление, когда прислали открытку о приеме на работу.
Когда я пришел и оформился, то сначала прошел собеседование с заведующим лабораторией Ярких, не помню его имя-отчество. Мои формальные ответы на ряд общих вопросов его вполне устроили, и через две-три недели, пройдя медкомиссию и донеся еще ряд каких-то справок, я вышел на работу. На должность лаборанта радиомонтажника пятого разряда.
Во главе института стоял директор. Чуть ниже – ряд его замов, в том числе по производству на опытном заводе на соседней территории. Сам институт делился на сектора, те, в свою очередь, делились на лаборатории. В каждой лаборатории было несколько групп, которые возглавляли научные работники. В одной из таких групп работал и я: она занималась вопросами датчиков состояния здоровья космонавтов. Старший научный сотрудник, два врача и два лаборанта. Все мы преимущественно бездельничали, особенно когда уходили зав. лабораторией и начальники групп, а их часто вызывали на многочисленные совещания, пятиминутки и прочие бюрократические мероприятия. И тут младший персонал расслаблялся и сразу же начинал Ваньку валять.
Вначале мне все казалось очень интересным – новая деятельность, интересные люди, известные космонавты. Я имел допуск к самым секретным объектам, где проходили эксперименты в барокамерах, на стендах. Постоянное же место работы – комната в 35–40 квадратных метров, ряд канцелярских столов, печи обжига, еще какие-то камеры для испытаний «на месте». И телефон, который стоял у меня на столе и которым я активно пользовался, хотя звонить в рабочее время по личным вопросам строго запрещалось. А как же тогда время убивать???
Самая-самая книжка живого общения не заменит! Вот я и трезвонил друзьям и девушкам, вел с ними долгие умные беседы. О жизни, о любви. Однажды я так заболтался, что не заметил, как в нашу лабораторию зашел зав. секцией – человек исключительно заслуженный, лауреат Ленинских и Сталинских премий, видный ученый Городинский. То ли профессор, а то ли уже академик, короче, одна из центровых фигур института. Он долго прохаживался мимо меня, пока я обратил на него внимание. А когда увидел его недовольный взгляд, быстро скруглил разговор.
– Молодой человек, с кем это вы беседовали только что?
– Я… ну… с девушкой.
– На какую тему, рабочую?
– Нет, личную…
– Ну так я вам делаю устное замечание. И скажите начальнику вашей лаборатории об этом инциденте.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 88
