Ренан обсуждает причины победы христианства в тридцать первой главе своего «Марка Аврелия» (Renan, Marc–Aurele, Paris 1882, pp. 561–588). Он объясняет ее прежде всего «новой жизненной дисциплиной» и «моральной реформой», которая требовалась миру и которой не могли ему дать ни философия, ни какая–либо из существовавших религий. Иудеи действительно поднялись высоко над скверной той эпохи. «Gloire éternelle et unique, qui doit faire oublier bien des folies et des violence! Les Juifs sont les révolutionnaires de 1er et du 2e siècle de notre ère»[9]. Они дали миру христианство. «Les populations se précipitèrent, par une sorte du mouvement instinctif, dans une secte qui satisfaisait leur aspirations les plus intimes et ouvrait des espérances infinies»[10]. Ренан акцентирует веру в греховность людей и предлагаемое каждому грешнику прощение как привлекательные черты христианства; как и Гиббон, он не обращает внимания на реальную силу христианства как религии спасения. А именно эта сила объясняет успех христианства не только в Римской империи, но и во всех других странах и народах, где оно распространилось.
§6. Средства распространения
Примечателен факт, что после апостольского периода упоминания о великих миссионерах исчезают вплоть до начала средних веков, когда обращение целых народов осуществлялось или начиналось благодаря отдельным личностям, таким как святой Патрик в Ирландии, святой Колумба в Шотландии, святой Августин в Англии, святой Бонифаций в Германии, святой Ансгар в Скандинавии, святые Кирилл и Мефодий среди славянских народов. В доникейский период не существовало миссионерских общин, миссионерских организаций, организованных попыток благовестил; однако меньше чем через 300 лет после смерти святого Иоанна все население Римской империи, представлявшей цивилизованный мир той эпохи, было номинально обращено в христианство.
Для того чтобы осмыслить этот поразительный факт, мы должны вспомнить, что прочные и глубокие основы данного процесса были заложены самими апостолами. Семя, принесенное ими из Иерусалима в Рим и орошенное их кровью, принесло обильный урожай. Слово Господа нашего опять исполнилось, но уже в большем масштабе: «Один сеет, а другой жнет. Я послал вас жать то, над чем вы не трудились: другие трудились, а вы вошли в труд их» (Ин. 4:38).
Единожды учрежденное, христианство само было своим лучшим проповедником. Оно естественным образом росло изнутри. Оно привлекало людей самим своим существованием. Оно было светом, сияющим во тьме и рассеивающим тьму. И хотя профессиональных миссионеров, которые посвятили бы всю свою жизнь этому конкретному служению, тогда не было, каждая община была общиной проповедников и каждый верующий христианин был миссионером, пламенеющим любовью ко Христу и жаждущим обращать ближних. Пример был подан Иерусалимом и Антиохией и теми братьями, которые после мученичества Стефана «рассеявшиеся ходили и благовествовали слово»[11]. Иустин Мученик был обращен почтенным стариком, которого он встретил во время прогулки по берегу моря. «Каждый служитель–христианин, — говорит Тертуллиан, — и находит Бога, и являет Его, хотя Платон утверждает, что непросто найти Творца, а когда Он найден, трудно явить Его всем». Цельс насмешливо замечает, что сукновалы и кожевники, простые и невежественные люди, были самыми ревностными пропагандистами христианства и несли его прежде всего женщинам и детям. Женщины и рабы вносили его в семейный круг. Слава Евангелия заключалась в том, что оно проповедовалось нищим и нищими, делая их богатыми. Ориген сообщает нам, что городские церкви посылали миссионеров в села. Семя прорастало, пока люди еще спали, и приносило плоды — сначала стебель, потом завязь, потом полный колос. Каждый христианин рассказывал ближнему историю своего обращения, как моряк рассказывает историю своего спасения при кораблекрушении: труженик — трудящемуся рядом, раб — другому рабу, слуга — хозяину и хозяйке.
Евангелие распространялось в основном через живую проповедь и личную беседу, хотя в значительной степени также через священные Писания, которые с самого начала переводились на разные языки: латинский (северо–африканский и итальянский переводы), сирийский (куретоновский древнесирийский текст, Пешито) и египетский (на три диалекта: мемфисский, фиваидский и басмурский). Сообщение между разными районами Римской империи, от Дамаска до Британии, было сравнительно простым и безопасным. Дороги, построенные для торговли и движения римских легионов, служили также благовестникам мира, одерживавшим незаметные с виду победы ради Креста. Сама торговля в те времена, как и сейчас, способствовала распространению Евангелия и семени христианской цивилизации в самые дальние уголки Римской империи.
Конкретный способ и точное время проникновения христианства в некоторые страны в тот период по большей части неизвестны. Нам известен в основном лишь сам факт проникновения. Нет сомнений, что апостолы и их непосредственные ученики совершили гораздо больше, чем сообщается нам в Новом Завете. Но, с другой стороны, средневековое предание приписывает апостолам основание многих национальных и поместных церквей, которые не могли возникнуть раньше II или III века. Предание сделало миссионерами в далеких странах даже Иосифа Аримафейского, Никодима, Дионисия Ареопагита, Лазаря, Марфу и Марию.
§7. Распространенность христианства в Римской империи
Иустин Мученик примерно в середине II века говорит: «Нет такого племени, народа греческого или варварского, как бы он ни назывался и какими бы обычаями ни отличался, насколько бы плохо он ни был знаком с искусствами или земледелием, как бы он ни жил, в шатрах или в крытых повозках, — где не возносились бы молитвы и благодарения Отцу и Творцу всего сущего во имя распятого Иисуса». А полвека спустя Тертуллиан уже решительно заявляет язычникам: «Вчера нас еще не было, а сегодня мы уже заполнили все принадлежащие вам места: города, острова, крепости, дома, собрания, ваш стан, ваши племена и сообщества, дворец, сенат, форум! Мы оставили вам только ваши храмы»[12]. Конечно, эти два и подобные им отрывки из Иринея и Арнобия — явные риторические преувеличения. Ориген более осторожен и сдержан в своих утверждениях. Однако можно определенно сказать, что к концу III века имя Христа было известно, почитаемо и преследуемо во всех провинциях и городах империи. Максимиан в одном из своих указов говорит, что «почти все» отказались от веры своих предков ради новой секты.