Они называли его «добрым графом Раймоном», так как он всегда шел навстречу их заботам и просьбам. Он был трубадуром, как и они.
Одно удивительно. Никогда Раймон Тулузский не стремился в Святую Землю или, по крайней мере, в Триполи, принадлежащий Тулузе. Единственный среди великих христианских монархов двенадцатого столетия, он не принимал участия в крестовых походах. Не предвидел ли он, что вскоре после его смерти (1194) Романия сама станет ареной, на которой будут разыгрываться сцены пострашнее крестоносных баталий? Раймону не требовалось видеть Святой Гроб или Голгофу. Не предчувствовал ли он, что при его наследнике Раймоне VI Романия должна будет пережить собственную «Голгофу» и обрести свой «Святой Гроб»? Раймон V своей заботой des gai savoi (см. выше), безупречно проводимой политикой и поистине рыцарским правлением оказал романской культуре неоценимую услугу. Лишь одно упустил он. Граф Тулузский далеко отстоял от романского катаризма, который сам провозгласил себя «чистым учением», а всем остальным миром был назван ересью. А между тем «Евангелие утешающих избранников» нуждалось в его защите.
Вместо него мистический круглый стол, который объединяло «желание рая», защищали зять Раймона и его внук из дома Тренкавель из Каркассона.
В одной сирвенте трубадур Рамон де Мираваль указал своему сочиняющему другу, где и у какого покровителя «благородного искусства» они могут наряду с хорошим приемом рассчитывать также на признание и подарки.
«Отправляйтесь сначала в Каркассон, чьих баронов я не буду перечислять, поскольку для этого будет недостаточно и сорока сирвент. Забирайте полученные от них подарки и уезжайте оттуда.
Правда, вот не знаю я только, в каком направлении Вам следует ехать далее, но все же прошу Вас засвидетельствовать мое почтение господину Раймону, который наверняка подарит Вам коня при отъезде в том случае, если вы пришли пешком.
Затем поезжайте к господину Пейре-Рожеру из Мирпуа. Если он не осыплет Вас дарами, то я удвою его вознаграждение.
Спойте сирвенты или — еще лучше — канцоны господину Бертрану из Сайссака. Если господин Бертран и не расщедрится на подарки, то уж по крайней мере не пожалеет для Вас лошади.
После этого скачите к господину Аймерику из Монреаля. Конем, упряжью и одеждой он прекратит Ваши заботы».
Дубы, священные деревья друидов, покрывали в первобытные времена горную возвышенность, на которой стоит Каркассон, и первоначально город назывался «Скала дуба» (ker — скала, casser — дуб). Вестготский король Аларих велел окружить общину неприступным поясом башен и стен, так что Хлодвиг и Карл Великий напрасно потратили время, осаждая их. Карл Великий только тогда смог вступить в город, когда жители сами добровольно распахнули ворота перед императором.
На обрывистом склоне над рекой Одэ, к западу от городских холмов возвышался замок виконтов Каркассона и Безьер. Их родовым прозвищем было Тренкавель (фр. — qui tranche bellement, «тот, кто хорошо рубит»). Из Каркассона Тренкавели управляли богатыми городами Альби, Кастр и Безьер. Им принадлежала вся область от реки Тарн до Средиземного моря и Восточных Пиренеев. Они находились в родстве со знатнейшими княжескими домами Западной Европы: Капетингами во Франции, Плантагенетами в Анжу и Англии, Гогенштауфенами в Швабии, Арагонами в Каталонии и потомками Гурсио в Тулузе., Виконт Раймон Тренкавель, дядя короля Арагонского, подстрекал последнего, а вместе с ним и короля Англии к войне против молодого графа Раймона V Тулузского. Его подданные были возмущены навязанной им братоубийственной войной.
Во время похода один горожанин из Безьер подрался с рыцарем. Бароны потребовали от Раймона Тренкавеля выдачи горожанина и получили его. Злополучный обыватель должен был понести позорное наказание, о котором нам, однако, ничего не сообщается.
После окончания войны жители города Безьер потребовали у виконта удрвлетворения. Тренкавель ответил, что он хочет устроить третейский суд баронов и нотаблей. В назначенный день (15 октября 1167 года) Тренкавель вместе с епископом и баронами прибыли в церковь Святой Марии Магдалины в Безьер. Там их уже поджидали горожане, скрывая под своими одеждами кольчуги и кинжалы.
С угрюмым взором к виконту приблизился горожанин, из-за которого возникла ссора.
«Монсеньор, я тот самый несчастный, который не может подавить в себе обиду за оскорбление, которое Вы мне нанесли. Обещайте дать нам, жителям Безьер, удовлетворение за мой позор».
«Я готов, — ответил виконт, — предать себя решению третейского суда баронов и нотаблей».
«Тут нет и речи об удовлетворении. Наш позор может быть смыт только вашей кровью».
При этих словах в руках заговорщиков засверкали кинжалы. Виконт, его юный сын, бароны и епископ были умерщвлены перед алтарем.
Примерно через сорок лет церковь Святой Марии Магдалины и ее главный алтарь должны были стать свидетелями еще более ужасной кровавой бани. Словно вулкан треснул Дом Божий, похоронив под своими обломками горящие трупы всех горожан Безьер…
Консулы остались правителями города и в течение двух лет не желали слышать о епископе и виконте. Они смеялись над яростью дворянства и отлучением Ватикана. Столь гордым и неистовым было чувство независимости романских городов-республик.
* * *
Эта гордая независимость позволяет равным образом думать о готском феодализме, римском консулате и иберийском патриархате, к которым она исторически восходит.
К 1050 году Тулуза, Барселона, Сарагосса, Нарбонна, Безьер, Каркассон, Монпелье, Ним, Авиньон, Арль, Марсель и Ницца были практически независимыми республиками. В каждом городе имелся свой capitulum (городской совет), выбираемый городской общиной. Формально председателем совета считался некий граф или виконт. На деле же во главе его стояли консулы, советовавшиеся с городом в благополучии и в беде. Ставшая знаменитой выборная формула была изобретена арагонцами. Она произносилась при короновании их короля.
«Мы, столь же и даже более могущественные, чем Вы, делаем Вас королем, если Вы готовы объявить нам, что обязуетесь защищать наши свободы. Если нет — тогда нет!»
В Нарбонне совместно правили архиепископ, виконт и горожане. В Марселе эти три власти имели в своем управлении собственный городской квартал. В Ницце, Арле и Авиньоне власть находилась в руках городской общины. Эти богатые и гордые горожане имели свои собственные дворцы и защищали с копьем и мечом права города. Если они того желали, то могли сделаться рыцарями и состязаться на турнирах с баронами. Без ущерба для собственного достоинства эти благородные горожане, подобно своим собратьям в греческих городах, вели морскую торговлю.
Эта тяга к независимости романских городов происходит из сознания своих наследственных прав и справедливой гордости за приобретенное богатство.
Процветало сельское хозяйство — лучшая экономическая основа всех общин и городов. Земля в изобилии приносила пшеницу, просо и завезенную из Азии во время крестовых походов кукурузу. Потоками лились вино и оливковое масло. Торговые договоры способствовали укреплению связей прибрежных городов Романиих Генуей, Пизой, Флоренцией, Неаполем и Сицилией. В портах Марселя сновали итальянские, греческие, левантийские корабли, суда мавров и норманнов.
