В начале XVI века на юге Голландии больше половины населения проживало в городах. Во Фландрии и в Северной Голландии — треть, а во Фрисландии — четверть. Но такое распределение не было пропорциональным. На протяжении веков ситуация в Нидерландах определялась одним большим городом — Амстердамом, насчитывавшим к 1800 году около 200 тысяч жителей, а также изрядным числом провинциальных городов с населением 30–40 тысяч человек.
Нидерланды стали страной провинциальных городов с Амстердамом — ныне слившемся с Гаагой, Роттердамом и Утрехтом в так называемый «Рандстад» — в качестве отдельной метрополии. В один период истории Нидерландов здесь доминировал менталитет метрополии, в другой период — провинциального города.
3. Восстание
Давайте еще раз обратимся к впечатлениям испанского кавалерийского капитана, уже известного нам дона Бернардино де Мендосы, жившего в XVI веке. Ведь его военный рапорт, если читать между строк, является одним из первых после римлян описанием путешествия по Низинным Землям.
Наблюдения де Мендосы вполне совпадают, что неудивительно, с теми образами, которые мы знаем по живописным пейзажам страны и зимним картинкам того же периода: плоская равнина Гронингена, «в основном заполненная водой, из-за чего дороги и поля отдаются дрожью под ногами»; побережье Северного моря, являющееся одновременно «гладкой и удобной дорогой, по которой повозки могут двигаться с большой скоростью»; голландские и зеландские моряки, которые из-за частых наводнений чувствуют себя в большей безопасности на кораблях, чем в собственных домах; широкое использование зимой саней и коньков — «особых деревянных башмаков», в которых «очень быстро скользят, виляя, по льду». «При этом они с легкостью несут на головах корзины с яйцами или с чем-то подобным, — пишет де Мендоса. — И поскольку нет лошади, которая бежала бы быстрее, кажется, будто они летят. Можно увидеть, как какой-нибудь человек без труда пару миль тянет сани, на которых сидит женщина с ребенком и нагружено фунтов сто пятьдесят масла и несколько фунтов сыра».
Вопрос в следующем: являли ли собой эти сражавшиеся, плававшие, бегавшие на коньках гронингенцы, голландцы и зеландцы уже тогда некое единство? Ощущали ли они какую-то общность? Другими словами, когда из всего этого начали возникать такие понятия, как «Нидерланды» и «нидерландец»?
Формалисты среди нас уверенно называют 1464 год. Тогда бургундский герцог Филипп, который постоянно стремился обложить своих подданных новыми налогами, впервые созвал делегатов всех бургундских земель на севере, чтобы обсудить общие проблемы. С тех пор Генеральные штаты собирались один или два раза в год, и поныне Генеральные штаты являются официальным названием парламента Нидерландов.
Другой «формальной» датой является 1548 год. Карл V, который как наследник и Бургундской, и Габсбургской династий в первой половине XVI века постепенно получил в свое владение крупные области Европы, начал относиться к региону, куда входили современные Нидерланды и Бельгия, как к отдельному краю, обособленному от Германской империи. Летом 1548 года он и формально провозгласил Низинные Земли единым, новым территориальным объединением — так называемым крейсом, или округом. Годом позже Карл издал «Прагматическую санкцию», документ, которым устанавливалось, что владения в Нидерландах отныне будут едиными и неделимыми. В те годы впервые вошел в широкое употребление термин «Нидерланды». Тогда же была определена и восточная граница, линия, которая, за исключением ее самого южного отрезка, осталась с тех пор практически неизменной.
Однако для сплочения жителей таких разных районов, как Гронинген и Брабант, в единую нацию требуется что-то большее, чем просто формальное объединение. Существуют страны, например Франция, в которых понятие «нация» может быть определено достаточно объективно благодаря таким общим признакам, как язык, религия, раса, территория. В Нидерландах, отличающихся большим многообразием, как и в США, понятие нации намного субъективнее. В 2007 году наследная принцесса Максима вызвала некоторое смятение, когда в одной своей речи заметила, что «нидерландцев» не существует. О нидерландском «народе», учитывая все оставшиеся здесь римские, галльские, германские и скандинавские корни (я уж молчу о многочисленных и масштабных миграционных потоках, которые знала страна), действительно трудно вести речь. В такой ситуации формирование нации не является само собой разумеющимся процессом. Для этого, безусловно, необходима определенная воля. Другими словами, должно возникнуть «сообщество одной судьбы», сообщество, которое совместно переживало бы радости и горести и члены которого каждый раз решали оставаться вместе. Эти совместно переживаемые подарки и удары судьбы представляют собой, как метко выразился амстердамский историк Пит де Рой, «неразрывное сплетение случая и индивидуальной воли, злого умысла и безрассудства».
С этой точки зрения началом формирования нидерландской нации следует считать в первую очередь знаменитое Восстание — бунт против власти испанских Габсбургов, послуживший импульсом для так называемой Восьмидесятилетней войны, в результате которой появилась независимая Республика семи соединенных провинций. Это было также тем периодом истории, когда впервые ярко проявились некоторые типичные особенности нидерландского общества:
— активная и быстрая урбанизация и связанное с ней стремление к гражданской свободе — основа республики;
— рассредоточенная и децентрализованная государственная власть, которой, впрочем, иногда приходилось принимать решения по таким общим вопросам, как война и постройка плотин: искусство политики состояло прежде всего в умении сторон убеждать друг друга и искать компромиссы;
— многообразие городов и районов также и в религиозном отношении: в противоположность многим другим европейским странам здесь не было ни одной настолько сильной группы, чтобы навязывать другим группам свой (религиозный) порядок, — ситуация, которая может оставаться жизнеспособной только благодаря высокой степени толерантности. Постепенно эта необходимость была возвышена до добродетели;
— успех республиканского восстания, отсутствие короля в качестве посредника между Богом и гражданином и возникшая отсюда идея «избранного» народа, утерянного колена Израилева, «путеводной» страны, примера для остального мира.
Жизненно важным моментом для Восстания стало 26 июля 1581 года, когда Генеральные штаты Северных Нидерландов формально разорвали отношения с испанским королем Филиппом II.
Текст «Plakkaat van Verlatinghe», или «Акта об отделении», позже послужит источником вдохновения для американских «отцов-основателей», когда в 1776 году они сочиняли свою Декларацию независимости. Для Нидерландов 26 июля было действительно началом. С этого момента страна продолжала свой путь самостоятельно и воистину как «сообщество одной судьбы».
Восстание в Нидерландах можно определить как освободительную войну, как гражданскую войну между протестантами и католиками (один из наших учителей на уроках истории регулярно маршировал по классу, распевая песню гёзов: «Бей в барабан!»), как борьбу культур, борьбу между утонченными манерами феодальной элиты и вошедшей в поговорку неотесанностью нидерландских горожан — впоследствии в облагороженном виде превратившейся в голландскую «простоту» и «искренность», а также как вышедший из-под контроля конфликт по вопросу о налогах. Все это верно или отчасти верно. Но общенациональным движением сопротивления чужеземным захватчикам Восстание не было точно и не воспринималось таковым никем из участников. По крайней мере, в начальной стадии.
