Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
Целыми днями она молча смотрела в окно на сад, где под порывами морского ветра качались ветки яблоневых и грушевых деревьев, трепетали желтеющие листья, падали на землю созревшие плоды. Она ничего не слышала, но эта беззвучная картина приближающейся осени почему-то ее успокаивала. Слух возвращался медленно. Боли в суставах и позвоночнике мучили по ночам. В чисто убранной палате, на хрустящих от крахмала простынях, за сладким и крепким чаем, который подавали ровно в восемь часов и непременно — со сдобной булкой, Людмила вспоминала суровые фронтовые будни и фронтовых товарищей.
Павличенко впервые получила несколько писем от родных. Мать, Елена Трофимовна, беспокоилась о ее здоровье и советовала не пить в походе сырую воду из открытых водоемов. Отец, Михаил Иванович, вспоминал Первую мировую и Гражданскую войну, утверждая, что Беловым в сражениях всегда везло. Старшая сестра Валентина рассказывала, как у нее идет работа на новом месте. Все они находились очень далеко, в Удмуртии, куда из Киева эвакуировали завод «Арсенал». Собравшись с духом, Людмила села писать им ответы, старательно выводя буквы правой рукой, к которой постепенно приходила прежняя сила и точность.
«Удмуртская республика,
г. Воткинск, Главпочтамт, до востребования
Беловой Валентине Михайловне.
Здравствуй, дорогая Жучка!
Вчера вырвалась из госпиталя в город. Получила Ленуськину открытку, которая шла с Киева в Одессу всего полтора месяца. Ленуся дала твой адрес. Почему ты не взяла ее с собой?
Я уже месяц и десять дней в армии. Успела насолить румынам и немцам, побывала на передовой. Они, гады, присыпали меня землей два раза. Теперь в госпитале. Через два дня выхожу, иду в свою часть, где моя специальность — боец-снайпер. Думаю, если не убьют, быть в Берлине, отлупить немцев и вернуться в Киев. Расчет у меня простой — 1000 немцев. А тогда я уже дешевле свою голову не ценю. Можно сказать, раз оценила свои способности и больше не отступлю. Словом, не скучаю. Житье-бытье веселое. Если тебе не лень, то пиши пока по адресу: Одесса, ул. Пастера, 13, научная библиотека, Чопак, для меня. Мне передадут…
Валюнчик, если Моржик (домашнее имя сына Павличенко Ростислава. — А.Б.) с тобой, пусть пишет. Скажи ему, что я повоюю за себя и за него, только пусть учится хорошо, только на отлично, чтоб мне не стыдно было… Валюнчик, Славку береги… Обо мне не думай. Пуль у Гитлера для меня нет. Целую крепко-крепко. Моржику особый поцелуй прямо в нос. Твоя Люда. 27/VIII–41».
Чтобы отправить письмо, Павличенко поехала на Главпочтамт.
С грустью увидела она, что за два месяца, прошедших с начала войны, прежде беззаботная красавица Одесса и ее жизнерадостные, энергичные жители сильно изменились.
Центр города пострадал от бомбежек. На некоторых улицах возвели баррикады из мешков с песком, устроили площадки с зенитными орудиями, установили противотанковые «ежи». Многие магазины закрылись, другие заклеили свои стеклянные витрины бумажными полосами крест-накрест. Курортники исчезли. Парки, бульвары, улицы, площади стали пустынными. Только патрули народного ополчения с винтовками за плечами четко вышагивали по булыжной мостовой. Это было неудивительно.
До войны Одесса являлась крупным промышленным (22 предприятия), культурным (3 театра, в том числе — оперный, цирк, филармония) и учебным (мединститут) центром в Северном Причерноморье. Ее население достигало 600 тысяч человек. Теперь в городе оставалось примерно 340 тысяч. Остальные ушли на фронт или эвакуировались. Только в июле из Одессы морем вывезли 46 тысяч жителей и раненых бойцов, в августе — 58 тысяч. Но многие промышленные предприятия работали, выпуская нужную фронту продукцию: минометы (их делали из нефтеперегонных труб), бутылки с зажигательной смесью, противопехотные мины с корпусами из консервных банок, гранаты. На заводе имени Январского восстания приспособились переделывать трактора в танки, приваривая к кабине листы восьмимиллиметровой корабельной стали, которые одесситы остроумно называли «НИ», то есть «На испуг». Скорость их была небольшой: всего 7 километров в час, — однако для того, чтобы проутюжить вражеские окопы, ее вполне хватало…
В первых числах сентября снайпер вернулась в родной полк, который уже находился на западном участке обороны, недалеко от хутора Дальник. Ее ожидал приятный сюрприз. Вышел приказ о присвоении рядовому красноармейцу Павличенко звания ефрейтора, что являлось признанием возросшей армейской квалификации бывшей студентки истфака Киевского госуниверситета. Здесь же, у Дальника, Людмиле пришлось наблюдать картину для современной войны почти фантастическую.
Румыны устроили «психическую» атаку. Сперва, как водится, минут двадцать гремел артиллерийский налет. Советские солдаты и офицеры пережидали его в хорошо оборудованных, глубоких блиндажах и траншеях. Большого урона первому батальону 54-го стрелкового полка он не причинил. Затем наступила тишина. Бойцы вернулись на свои позиции и стали всматриваться вдаль. Там происходило что-то необычное.
Во-первых, донеслись звуки бравурной музыки. Во-вторых, пехотинцы в касках-макитрах не расходились по ровному пространству степи, образуя прерывистые цепи.
Наоборот, они начали сбиваться в густые, тесные шеренги, становились плечом к плечу и маршировали, как на параде, высоко поднимая ноги в такт ритмичным ударам барабанов.
Где-то во второй или третьей шеренге над головами солдат колыхалось знамя. Офицеры, соблюдая дистанцию и взяв обнаженные сабли на плечо, шагали в интервалах между шеренгами. На левом фланге двигался священник в полном парадном облачении. Его расшитая золотом ряса смотрелась странно на фоне однообразного военного строя. Три хоругви следом за ним несли румынские солдаты. Священник, как потом выяснилось, был украинец.
Людмила в бинокль рассматривала атакующих. Они подходили все ближе. Вскоре ей стало ясно, что солдаты пьяны. Не так уж строго они держали равнение, не так четко маршировали. Но количество их было изрядное: не менее полутора тысяч человек. И это — на первый батальон капитана Сергиенко, где едва насчитывалось 500 штыков.
Между тем расстояние сокращалось.
Румыны подошли на 700 метров, и по ним нанесла первый удар минометная батарея. Фонтаны земли взметнулись среди шеренг. Их строй на некоторое время сломался. Однако, оставив убитых за спиной, живые сомкнули ряды и продолжали наступление под бодрую музыку своего оркестра. По команде офицеров они ускорили шаг и взяли ружья «на руку».
Лезвия примкнутых штыков сверкнули в пыльной степной дали.
Павличенко терпеливо ждала, когда первая шеренга в серовато-песочных мундирах поравняется с забором на краю кукурузного поля. Согласно «Карточке огня», которую она нарисовала для себя загодя, этот забор отстоял от ее окопа на 600 метров, разросшиеся кусты «волчьей ягоды» — на 500 метров, одинокое дерево с обломанной кроной — на 400 метров. Теперь воины короля Михая I, сами того не ведая, выходили на дистанцию прямого выстрела ее новенькой, но уже отлично пристрелянной снайперской «мосинки», то есть — на 600 метров.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
