Но, увидев Флидас, они бы тоже не избежали своей печальной участи. Они сказали бы что-нибудь вроде: «Эй, детка, чего ты творишь с клубничкой?» – и эта фраза стала бы последней в их жизни. К сожалению, этикет Бронзового века недоступен пониманию человека из двадцать первого столетия, хотя тут нет ничего сложного. Главное правило гласит: с гостем следует обращаться как с богом, потому что он может действительно оказаться божеством, принявшим облик смертного.
Когда речь заходила о Флидас, я ни секунды не сомневался в том, что такое происходит сплошь и рядом.
– Не стоит благодарности, – ответила она. – Ты прекрасный хозяин. Но я отвечу на твой вопрос. Я вошла в «Краш» и посмотрела, как смертные управляются с чудесными машинами, которые делают смузи. – Она прищурилась, рассматривая густой клубничный напиток, и у нее на лбу снова появилась морщинка. – А ты не находишь этот век странным – в нем столько великолепных вещей, но и немало отвратительных?
– Нахожу, – согласился я, наливая красную кашицу в стакан. – Хорошо, что мы живем и можем хранить традиции лучших времен.
– Поэтому я к тебе и пришла, Аттикус, – заявила она.
– Из-за сохранения традиций?
– Нет. Из-за «живем».
Проклятье, меня немного насторожили интонации, прозвучавшие в ее голосе.
– Я с радостью тебя выслушаю. Но могу я сперва предложить тебе перекусить?
– Нет, мне достаточно этого, – ответила она и поболтала смузи в стакане.
– Тогда давай побеседуем на свежем воздухе?
– Замечательно.
Я повел ее за собой, Оберон затрусил следом и уселся между нами на крыльце. Он размышлял про охоту в парке Папаго и надеялся, что день не пройдет зря. Я с облегчением обнаружил, что мой велосипед еще не угнали, и расслабился, но затем меня посетила мысль, что Флидас наверняка не пришла сюда пешком.
– Ты надежно спрятала колесницу? – поинтересовался я.
– Неподалеку есть парк, и я оставила там быков – пусть отдохнут и погуляют на природе. Не беспокойся, – добавила она, увидев, что мои брови поползли вверх. – Они невидимые.
– Конечно. Итак, расскажи, что заставило тебя навестить старого друида, давно покинувшего большой мир?
– Энгус Ог осведомлен о твоем новом убежище.
– Морриган уже меня просветила, – спокойно произнес я.
– Значит, она побывала у тебя в гостях? Фир болги тоже сюда направляются.
– Про них мне тоже известно.
Флидас задумчиво склонила голову набок: она как будто оценивала мое психическое состояние.
– А ты в курсе, что за ними следует Брес?
Я подавился клубничным смузи, который фонтаном пролился на клумбу. Оберон с тревогой покосился на меня и тихо заворчал.
– Ему-то что в Аризоне понадобилось?
Брес – самый злобный из всех ныне живущих представителей племени Туата Де Дананн. Он никогда не отличался особым умом, но возглавлял Туата Де Дананн в течение несколько десятилетий – в конце концов его сместили за то, что он гораздо лучше относился к чудовищным фоморам,[11] чем к собственным соплеменникам. Он был богом сельского хозяйства и сумел избежать смерти от рук Луга, пообещав поделиться с ним своими скудными знаниями. Единственная причина, по которой его до сих пор не прикончили, заключалась в том, что он являлся мужем Бригиты, и никто не хотел рисковать и вызывать ее гнев. Магическая сила Бригиты безгранична, и потягаться с ней может разве что Морриган.
– Энгус Ог чем-то его соблазнил, – отмахнулась от меня Флидас. – Брес никогда и пальцем не пошевельнет, если не почует выгоду для своей персоны.
– Угу. Но зачем посылать Бреса? Он должен меня убить?
– Понятия не имею. Уж точно не сразиться с тобой в интеллектуальном поединке. По правде говоря, друид, я рассчитываю, что вы сойдетесь в схватке и ты станешь победителем. Он не оказывает лесу должного уважения.
Я промолчал, и Флидас, судя по всему, решила дать мне возможность осмыслить эту новость. Пригубив смузи, богиня принялась почесывать Оберона за ухом. Хвост волкодава ожил и громко застучал по деревянному крыльцу, и Оберон начал рассказывать богине о том, как хорошо бегать в парке Папаго. Я усмехнулся, подумав, что пес никогда не забывает о своих целях. Оберон был и впрямь отличным охотником.
‹А в горах водятся снежные бараны. Ты когда-нибудь их выслеживала?›
Флидас ответила, что такого с ней еще не случалось, и добавила, что вообще не охотится на овец, поскольку они стадные животные и ей это не интересно.
‹Овцам до них далеко! Снежные бараны – крупные, коричневые и невероятно быстрые. Они прячутся среди скал. Нам пока не удалось поймать ни одного барана, хотя мы несколько раз пытались. Мне очень нравится за ними гоняться›.
– Твой пес надо мной потешается, Аттикус? – обратилась ко мне Флидас. – Ты не смог догнать овцу? – с плохо скрываемым презрением спросила она.
– Оберон никогда не шутит по поводу охоты, – парировал я. – Снежные бараны не имеют ничего общего с овцами, к которым ты привыкла. Это серьезные зверюги, особенно в парке Папаго, где, кстати, полно коварных и ненадежных мест.
– А почему я никогда про них не слышала?
– Они отсюда родом, – пожал плечами я. – В Аризоне встречается несколько видов пустынных животных, ловля которых могла бы доставить тебе удовольствие.
Флидас насупилась и сделала добрый глоток смузи, как будто он являлся эликсиром от когнитивного диссонанса. Она несколько мгновений смотрела на нижние ветви мескитового дерева – они тихонько покачивались на ветру, который дул прямо из пустыни. Неожиданно она просияла и рассмеялась – я бы даже сказал, захихикала, если бы такое поведение не было ниже достоинства богини.
– Потрясающе! – вскричала Флидас. – Наверное, я выслеживала неизвестную мне дичь лет тысячу тому назад – никак не меньше!
Я поднял стакан.
– За новизну! – провозгласил я.
Долгожители ценят свежатину в любом виде. Флидас чокнулась со мной, мы с удовольствием выпили, а потом она поинтересовалась, когда мы сможем отправиться в парк.
– Не раньше чем через несколько часов после заката, – ответил я. – Надо подождать, когда Папаго закроют. Вечером смертные разойдутся по домам спать, и Папаго-Хиллс будет в нашем распоряжении, Флидас.
– А что мы будем делать сейчас, Аттикус? – недовольно спросила она.
– Ты моя гостья, и мы будем делать все, что ты захочешь.
Она окинула меня оценивающим взглядом, но я притворился, что ничего не заметил, и уставился на велосипед, до сих пор лежавший на улице.