Эта обвинительная речь против французской оккупации не могла быть опубликована. Да и рассчитывал ли Наполеон на читателей? Скорее всего он делился с бумагой охватывавшим его временами отчаянием. Так, 3 мая 1786 года он записывает: «Вечно одинокий среди людей, я возвращаюсь к себе помечтать и всецело отдаться приступам меланхолии. Куда она устремит меня сегодня? К смерти? Раз мне так или иначе суждено умереть, не лучше ли сразу наложить на себя руки?» Эти строки напоминают предсмертную записку человека, решившегося на самоубийство. Но при этом они исполнены литературной аффектации, неожиданно изобличающей в нем романтика.
Ненависть к Франции растет в нем пропорционально состраданию к родине: «Французы, вам мало, что вы отняли у нас самое дорогое, вы развратили наши нравы. Положение, в котором находится моя родина, и невозможность его изменить — лишний повод к тому, чтобы бежать из страны, где по долгу службы я обязан превозносить тех, кого по совести должен ненавидеть».
Наконец он получает отпуск, который проведет на Корсике с 15 сентября 1786-го по 12 сентября 1787 года. Вероятнее всего, после смерти отца и в отсутствие старшего брата Жозефа он занимается своим имением, то есть весьма запущенными делами родных пенатов. Семейство Бонапартов, обремененное четырьмя детьми моложе десяти лет, хотя и продолжало занимать на Корсике одну из высших ступеней социальной лестницы, испытывало немалые финансовые трудности. Особенно тяжело на их положении сказалось то, что архидьякон Люсьен, дядя Наполеона, который прежде ухитрялся ловко управляться с делами Бонапартов, совсем перестал им помогать. Все это вынудило Наполеона отправиться в Париж отстаивать интересы семьи в генеральном казначействе. Там, в Пале-Рояле, если верить его собственным словам, его «лишит невинности» некая легкомысленная особа. Он получает разрешение продлить отпуск на полгода, с 1 декабря, чтобы «принять участие в дискуссиях о будущем Корсиканских штатов, своей Родины», а также «обговорить неотъемлемые права на скромное наследство». Итак, 1 января он вновь на Корсике. В мае он едет в Осонн, где с декабря 1787 года дислоцируется его полк. Возобновляется гарнизонная жизнь, монотонность которой периодически нарушается занятиями в артиллерийской школе под руководством барона дю Тейля.
Круг чтения Наполеона расширяется. Он интересуется историей, географией, политическими доктринами и экономическими теориями. Естественные науки оставляют его равнодушным. Он много конспектирует, схватывая самую суть вопроса («Святая Елена — маленький остров», — пометит он в тетради, ознакомившись с «географией» аббата де Лакруа); часто резюмирует для памяти, которая у него, надо сказать, превосходна. Вооружившись пером, оспаривает доводы ученых, демонстрируя живой полемический ум. Время от времени прочитанное вдохновляет его на написание полуволшебных сказок: «Маска-прорицатель» навеяна «Историей арабов» Мариньи, «Граф Эссекс, или Повесть о привидениях» — «Историей Англии» Джона Барроу.
Впрочем, не стоит преувеличивать образованность Наполеона. Ему неведомо многое из написанного Руссо, большая часть наследия Вольтера, за исключением драматургии и «Опыта о нравах». Из «Философской и политической истории европейских колоний и торговли в обеих Индиях» аббата Рейналя он одолел лишь первые три тома, о Монтескье и Дидро имел весьма смутное представление, скорее всего он не читал «Опасных связей» Шодерло де Лакло, такого же, как и он, артиллериста, находившего выход своей нереализованной энергии в литературе. Похоже, что его читательский интерес направлялся желанием обосновать тезис, родившийся в пылком воображении молодого, потерянного под негостеприимным небом Франции островитянина: при Паоли и в эпоху восхищавшей философов конституции 1755 года Корсика являла собою идеал государства, принципы общественного устройства которого соответствовали законам, написанным Ликургом для Спарты. Образ Паоли вырастает в сознании Наполеона до масштабов героя Плутарха. Он превозносит его, хотя отец вряд ли что-либо ему о нем рассказывал, а сам Наполеон не был с ним лично знаком. Он мог составить себе представление о его деятельности лишь на основании дневника Босуэлла, нарисовавшего идеализированный портрет Паоли. Отстаивавшие независимость Корсики Руссо и Рейналь также становятся его кумирами. Зато французская монархия, которая уничтожила созданное Паоли государство, подменив его собственным владычеством, должна исчезнуть. Бонапарт был республиканцем задолго до взятия Бастилии, раньше Робеспьера и Дантона. 23 октября 1788 года в Осонне он приступает к работе над исследованием, призванным доказать, что «в двенадцати европейских государствах короли пользуются узурпированной ими властью». Не разделяя настроений «сброда», он видит в трещинах, которыми пошло здание монархизма, реванш за Понте Ново.
Глава II. ЧЕЛОВЕК ПАОЛИ
15 июля 1789 года Наполеон берется за перо, чтобы сообщить дяде, архидьякону Люсьену, о своем намерении отправиться в столицу для приведения в порядок личных дел, а в конце приписывает: «До меня доходят вести из Парижа. Они удивляют и не на шутку тревожат. Брожение достигло апогея. Трудно сказать, чем все это кончится. Господин Неккер уехал в Пикардию для того, наверное, чтобы эмигрировать в Голландию. Похоже, уже нынче вечером, а то и ночью протрубят общий сбор и пошлют нас в Дижон или Лион. Что было бы для меня крайне неприятно и разорительно».
В самом деле, осоннский гарнизон неожиданно поднимают по тревоге. Вскоре вспыхивают мятежи.
«Я пишу тебе посреди потоков крови, под грохот барабанов и рев орудий, — сообщает Наполеон брату Жозефу. — Местная городская чернь при поддержке кучки разбойников-иностранцев, собравшихся, чтобы пограбить, принялась воскресным вечером крушить бараки фермерских рабочих, разорила таможню и несколько домов. Нашему генералу семьдесят пять лет. Он устал. Вызвав городского голову, он приказал им во всем подчиняться мне. Проведя ряд операций, мы арестовали 33 человека и упрятали их в тюрьму. Полагаю, что двое-трое из них предстанут перед превотальным судом».
Нельзя сказать, чтобы Наполеон питал нежные чувства к «сброду», однако еще меньшие симпатии вызывает в нем та каста привилегированных, к которой он сам принадлежит: «Вся Франция была обагрена кровью, но почти везде пролилась неправедная кровь недругов Свободы, Нации, привычно жиреющих за ее счет». В письме брату Жозефу 9 августа 1789 года, излагая версию событий памятной ночи 4 августа, он равно ненавидит и дворянство, и монархию, столь неуклонную в желании поработить его родину.
12 июня он пишет Паоли письмо, в котором не скрывает своего отношения к Франции: «Я появился на свет в день кончины моей родины. Тридцать тысяч французов, заполонившие нашу землю, потопившие в крови трон свободы — такова была жуткая картина, открывшаяся моему детскому взору. Моя колыбель оглашалась криками умирающих, стонами угнетенных, скорбными рыданиями. Вы покинули наш остров, и вместе с вами нас оставила надежда на счастье, рабством заплатили мы за свою покорность. Придавленные тройным гнетом солдатского сапога, легиста и сборщика налогов, мои соотечественники страдают от всеобщего презрения».
Корсика вдохновляет Бонапарта и на исполненные неменьшего пафоса «Письма господину Неккера». «Не должно оставаться никаких сомнений, — пишет Фредерик Массон, — в отношении воззрений Наполеона, в том, что касается ненависти, питаемой им к захватчикам, презрения к тем, кто не на стороне Паоли, он — корсиканец и еще раз корсиканец, корсиканец до мозга костей».
