Нелли и Германа сразу повели в детскую познакомиться с детьми. Детская была большая, с множеством окон, светлая и теплая, но довольно аскетичная на вид. Вдоль стен стояли колыбели и кроватки. Маме показалось, что женщин в комнате столько же, сколько детей. Старая няня, которая когда-то была кормилицей тети Ольги, правила всем этим женским царством. Тетя Ольга была очень привязана к своей старой «мамке», которая, не желая расставаться с дитем, вынянченным ею, последовала за ней в Финляндию.
Как только шумная и веселая компания обнаружила, что за ними наблюдают, все затихли. Женщины встали и поклонились. Дети подбежали к матери, с любопытством поглядывая на незнакомых посетителей. Все дети были одеты одинаково красиво. Вежливо приседая, они по очереди знакомились с новой тетей. Старшая девочка, светловолосая восьмилетняя Милица, со временем превратилась в очень привлекательную молодую женщину, у которой было по меньшей мере трое мужей. Вторая дочь тети Ольги, Марина, девочка с огромными выразительными глазами, подошла к отцу и взяла его за руку. «Марина, — сказал Оскар, поднимая ее на руки, — совершенно глухая». Когда Марине было два года, она заболела скарлатиной, затем развилось осложнение, и после выздоровления обнаружилось, что ребенок потерял слух. Так Марина оказалась в мире безмолвия и жила в нем до конца своих дней.
Погостив немного в Финляндии, мои родители отправились в Петербург. Оскар с Ольгой вызвались сопровождать их. Оскар вырос в Петербурге, и там у него было много друзей и знакомых.
Санкт-Петербург… Только Великому Петру, чей гений и воображение равны были его положению, могла прийти в голову великая идея построить новую столицу в пятистах милях к западу от Москвы. С упорством, преодолевающим все препятствия, с несказанной жестокостью, на костях бесчисленных тысяч работников он основал на болоте один из красивейших городов мира.
В пору медового месяца моих родителей Санкт-Петербург переживал пик политических страстей. Всего две недели назад произошла трагедия известного «Кровавого воскресенья», когда свыше тысячи человек было убито и две тысячи человек ранено во время мирного шествия к Зимнему дворцу. На востоке русские несли ужасные потери в войне с японцами. Уже слышались раскаты приближавшейся бури, но на поверхностный взгляд казалось, что это никого особо не заботит и не пугает.
Нелли сразу влюбилась в Санкт-Петербург. Золотые купола соборов под зимним солнцем, дворцы, каналы и мосты, серебряная лента замерзшей Невы — все вместе создавало картину непередаваемой прелести.
Друзья Оскара с истинно русским добросердечием открывали гостям двери своих домов. Молодожены побывали на балете и в опере. Незадолго до отъезда из Санкт-Петербурга Янушковские заказали для них ложу на оперу Глинки «Жизнь за царя». Им хорошо была видна царская ложа, в которой сидел кто-то из великих князей со свитой. Все места в зрительном зале были заняты, театр сиял, полный света и блеска. Здесь были сливки петербургского общества. Серебро и золото военных мундиров, сверкающие драгоценности, обнаженные плечи дам, роскошные наряды и меха — все это представляло собой незабываемую картину. В креслах партера, занимая почти целый ряд, расположились военные — красавцы как на подбор, в черных с серебром мундирах — знаменитые «гусары смерти», их часто называли еще «черными гусарами». Почти все они были холостяки, всецело посвятившие себя царской службе.
Волнующим был момент, когда в оркестре зазвучали первые ноты национального гимна. Актеры на сцене и вся публика в зале встали и, повернувшись к царской ложе, поразительно слаженно пели: «Боже, царя храни!».
А на холодной улице кучера ждали своих хозяев и, пытаясь согреться, притопывали ногами и хлопали руками. Зеваки разглядывали богачей, рассаживавшихся в экипажи, чтобы ехать домой, в свои особняки, на веселые интимные вечеринки. Это было время, когда немногие избранные наслаждались всей роскошью жизни. Совсем скоро, через двенадцать лет, этот мир исчезнет.
Родители хотели посетить известные исторические места, но моя тетя, все уже видевшая, предпочла носиться по магазинам в поисках своих любимых редкостей. Счастливая Нелли, в новой шубке и меховой шапочке на красивых волосах, сопровождала свою золовку. Тетя Ольга была хорошо известна среди коллекционеров антиквариата, ее знали в знаменитых магазинах. Много лет спустя моя мама описывала один из них — фирменный магазин, где можно было купить уникальные предметы огромной художественной ценности и где ее золовка после долгих раздумий купила небольшое украшение.
На следующий день родители уезжали в Москву. Тетя Ольга и Оскар пришли проводить их. Обнимая маму в последнюю минуту перед отходом поезда, тетя Ольга вручила ей маленькую коробочку с украшением, приобретенным накануне. Оно было изысканно простым и представляло собой крошечную веточку вербы в стаканчике из горного хрусталя. Стаканчик казался до половины наполненным водой. Мама очень дорожила этим украшением и, куда бы ни ехала, всегда брала с собой. Тридцать лет спустя, когда я уезжала в Индию, она передала его мне, и с тех пор маленький стаканчик с веточкой вербы у меня. Уже после смерти мамы я узнала, что первоклассный магазин, который она описывала, принадлежал легендарному Карлу Фаберже.
Москва по отношению к Санкт-Петербургу — старшая сестра. Она проще в обращении и шире душой своего младшего утонченного братца. В Москве к моим родителям неиссякаемым потоком шли друзья и родственники, все хотели познакомиться с молодой «англичанкой». Уютное ворчание самовара прерывалось лишь пока накрывали на стол.
Несколько часов родители посвятили покупкам, были заказаны мебель, ковры и рояль. В качестве особого подарка молодой жене Герман приобрел обеденный сервиз для пасхального стола, выполненный в золотом и алом цвете, с инициалами моей мамы на каждом предмете. В тон ему были подобраны рюмки и бокалы. Кто знает, может быть, этот сервиз до сих пор украшает стол в чьем-нибудь доме?! Я не жалею, что маме не удалось его вывезти. В 20-е годы, когда в Архангельске был почти голод, он помог отцу выжить.
Пребывание моих родителей в Москве было недолгим. Звал далекий Север. Я иногда задаюсь вопросом, о чем думала молоденькая шотландка, увезенная так далеко от родных мест, доверчиво прильнувшая к плечу мужа, в поезде, который мчал ее на Север через заснеженный бескрайний лес с редкими деревушками.
Перед самым концом путешествия поезд сделал короткую остановку на маленькой станции. Здесь к моим родителям присоединилась молодая женщина Таня, двоюродная сестра отца. Ее муж работал на железной дороге. Таню послала моя бабушка, чтобы встретить и сопроводить молодых со станции домой. Таня обняла и расцеловала маму и своего брата. Веселая и очень располагающая к себе, она, вместе с тем, выглядела довольно странно, так как была полностью укрыта черной вуалью, прикрепленной к меховой шапочке и спадавшей складками до пят. Нелли была удивлена и даже напугана этим.
— Она монахиня?
— Нет, — ответил отец, — она в трауре по бабушке.
Нелли почувствовала себя неловко, но уже через минуту дружески общалась с Таней — с помощью отца, переводившего им, жестов и улыбок.
