Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 125
Плавная и благополучная жизнь молодой семьи резко оборвалась 7 марта 1978 года, когда Лёне было шесть лет.
• • • • •
Отец проболел недолго. Впервые он обратился к врачу с жалобами на сильные боли в груди в сентябре 1977-го. На самом деле болело легкое, а ему принялись лечить сердце. «Никто не додумался даже сделать флюорографию», – вздыхает Людмила Николаевна.
Боли продолжались, и однажды Слуцкие решили поехать в Москву, к серьезному профессору. Заплатили большие деньги. Вот там-то Виктору Борисовичу сделали все необходимые анализы.
Но было уже поздно. Рак легких в последней стадии. Пока лечили сердце, метастазы шли полным ходом. Профессор, поставивший диагноз, сказал: «Если бы мы знали, от чего эта болезнь появляется, то знали бы, как ее лечить». Эта фраза врезалась в память маме Слуцкого на всю жизнь.
А теперь она рассказывает о своем внуке Диме: «Он сказал, что будет ученым. И откроет таблетки, которые помогут от СПИДа и рака».
«Хорошая мечта», – одобряет сам Леонид Викторович, когда я ему об этом сообщаю. Для него главное, чтобы сын стал хорошим человеком, а уж профессию он себе выберет сам. Десятилетний Дмитрий Леонидович, когда я прошу его подтвердить слова бабушки, авторитетно кивает:
«Да. Сначала, в детстве, где-то до семи лет, я хотел стать космонавтом. Потом – военным, потом – где-то полгода бизнесменом. А когда я начал ходить в Cambridge International School и учить нормальные науки, увлекся биологией и физикой. Мне очень нравится наука!»
Может, и вправду когда-нибудь изобретет – с тем, как этот мальчишка развивается и как уже говорит в своем нежном возрасте, ничуть этому не удивлюсь.
Лёня отца почти не запомнил – так рано он умер. Не помнил, конечно, и того, что тот болел за одесский «Черноморец». Он и в Одессе-то в детстве ни разу не был – семья Слуцких впервые съездила на родину Виктора лишь в 2011-м. Открыли для себя фантастический Оперный театр – причем с «Бориса Годунова» после первого акта взрослым не позволил уйти Дима, которому очень понравилось. Но…
«Я ехал в Одессу, думая, что увижу сериал «Ликвидация», – говорит Слуцкий. – И хотел именно этого. Но то ли я был не в тех местах, поскольку жил в частной гостинице с семьей на берегу моря, то ли за эти десятилетия что-то изменилось… Мы ходили в оперу, гуляли по Дерибасовской, заглядывали, конечно, на Привоз. Но того книжно-киношного колорита я, увы, не ощутил».
Признаюсь честно: одесские корни Слуцкого – то, что делает его для меня еще ближе, поскольку у самого родители – одесситы. И если продолжать тему генов, то ни на секунду не сомневаюсь: юмор тренера и его талант к импровизации, известный всем футболистам, кто с ним работал (да и не только им, учитывая, что Слуцкий нарасхват и в КВН, и в «Вечернем Урганте», и в «Хороших шутках»), родом – из Одессы. Столицы шуток бывшего СССР.
Причем юмор для Слуцкого в работе скорее не цель, а средство. Однажды он мне рассказывал:
«Через шутку можно сказать игроку серьезную вещь и заставить задуматься – но облечь все в такую форму, чтобы у него не было шансов обидеться. Так, допустим, было с Пашей Мамаевым. На сборах смотрели матч «Милан» – «Интер» и поставили по сто долларов: он на «Милан», я на «Интер». «Интер» начал выигрывать, а я – тут же его «травить». Всё жестче и жестче: мол, это он «загнал» «Милан», потому что своим поведением не заслужил выиграть сто долларов, и если бы он поставил на «Интер», уже эта команда была бы обречена.
Так я потихонечку и дошел до того, чем я недоволен. Иногда, особенно когда Паша не попадал в состав ЦСКА, ему свойственно было здороваться едва уловимым кивком, не пожимать руку. Начни я всерьез обсуждать эту тему – реакция могла бы оказаться гораздо более болезненной. А тут довел свое недовольство через шутку – и после этого его кивки и рукопожатия стали гораздо более акцентированными».
Или шутка на тренировке в адрес только что вернувшегося из «Мордовии» защитника Виктора Васина: «Вася, проснись! Что, по Перендии соскучился?» Серб Милан Перендия был партнером Васина по центру обороны «Мордовии» и этаким воплощением – может, в силу забавной для русского уха фамилии – совсем другого уровня, чем ЦСКА. Это был своеобразный wake-up call – звонок будильника – в форме подколки. На футболистов такое действует лучше любого серьезного разговора.
Шуткой, по убеждению Слуцкого, можно скрасить даже самые мрачные ситуации. Вроде той, что сложилась в 2009 году с финансированием «Крыльев Советов». Тренер обсуждал с игроками: мол, сейчас выйдет Иржи Ярошик на набережную Волги, и фото с ним будет стоить столько-то, а еще и с Яном Коллером – вдвое больше. Предлагалось сдать в аренду свои комнаты на базе, обеды в столовой упаковывать и продавать, заниматься частным извозом на «Мерседесах» и «Лексусах»… Это был смех сквозь слезы, но он помогал.
• • • • •
А тремя десятками лет ранее, в 1978-м, шестилетнему Лёне и его родным было совсем не до шуток.
«На похоронах отца я был, и даже помню их достаточно хорошо, – говорит Слуцкий. – Помню, что все рыдали, что меня отправили ночевать к соседке на второй этаж, к маминой подруге. С похорон я запомнил запах. Когда встречаю его в повседневной жизни, и не обязательно это запах, связанный со смертью, – сразу его улавливаю, и он для меня очень тяжелый. Странно устроен человеческий мозг…
Но сильной душевной травмой смерть отца для меня не стала, потому что я еще особо ничего не понимал. Папа часто бывал в командировках, поэтому не могу сказать, что я с ним очень много общался. Травма была потом, и она заключалась в том, что у всех есть отцы, а у тебя нет. Не хватало отца вообще, а не именно его. Потом уже, повзрослев, я спрашивал у матери, каким он был. Тогда же не помню, чтобы страшно это переживал».
Маме было куда сложнее.
«7 марта Виктор умер, 19 марта мне исполнилось 30 лет, 4 мая Лёне – семь, – вспоминает Людмила Николаевна. – Представляете, как мы остались, потерянные, с кооперативной квартирой, за которую нужно было платить? Как жить, что делать, как выживать? Было очень трудно. Но выжили. И неплохо выжили.
Лёня был маленький, он не мог и не должен был знать, что у меня зарплата – 90 рублей, а за квартиру платить надо было 120. Причем еще столько лет… А деньги, которые были отложены, мы потратили на лечение Виктора, когда в Москву ездили.
Сразу, с того же дня, началась другая жизнь. Мы продали машину, гараж. Со мной мама жила, пенсию получала – на нее и жили. А моя зарплата, как и пенсия по потере кормильца, которую платили Лёне, шли на оплату квартиры.
Когда классе в шестом-седьмом у Лёни стали расти потребности, я пошла подрабатывать. Мыть полы ночью в учреждении. Старалась сделать так, чтобы этого никто не увидел и никто не узнал, – все-таки днем работала заведующей детского сада, а тут – уборщицей.
Работала там года два, получала 70 рублей в месяц. Это было большое подспорье. Лёня потом говорил: «Вот все говорят: «Трудно жили», но я не помню, чтобы нам когда-то на что-то не хватало». В это время он не знал, что я подрабатываю, я ему уже потом сказала.
Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 125
