— Какая интересная книжка,— оживился дед,— а ну дай сюда. Пожалуй, я ее сам на ночь почитаю.
Увлекшись, они не заметили, как в комнату вошла бабушка.
— Ах ты, старый козел! — возмутилась герцогиня, увидев, что Андре де Паранель собрался читать на ночь.— Быстро верни ее внуку! Это книга об искусстве врачевания. Она ему может в походе пригодиться.
— Как пригодиться? Чем? — пискнула мама Жака, просачиваясь в дверь вслед за бабушкой.
— Раны после битвы врачевать. Свои и чужие.
Мама Жака опять упала в обморок, выронив корзиночку, в которой лежало самое главное, что, по ее мнению, потребуется сыну в пути. Пока ее приводили в чувство, Жак незаметно затолкал обратно в мешок не только анатомию, но и микроскоп, замаскировав его сверху связанными мамой носочками в дорогу. Итак, сборы были закончены.
Все семейство вышло в замковый парк, где верные слуги уже держали под уздцы оседланного коня, и началась процедура прощания.
Первым прощаться подошел дед.
— Так, внучок, чтоб в любом бою ты шел впереди всех, на лихом коне, с мечом наголо и рубал врагов так, как когда-то твой дед их рубал! Понял?
— Понял,— кивнул Жак, нагнулся, поднял деда, расцеловал в обе щеки и поставил обратно на землю.
Следующим подошел отец. Жан де Паранель вложил в руки сына меч в богато отделанных ножнах.
— Я даю тебе в дорогу самое ценное — наш фамильный меч. Не осрами его делами нечестивыми. Достойно неси высокое звание рыцаря. Любой косой взгляд воспринимай как оскорбление и сразу вызывай наглеца на смертный бой! А сейчас я тебе главный совет дам,— таинственно понизил голос Жан.
— Какой?
Отец обнял за плечи сына, приблизил губы к его уху и зашептал:
— Главное, сынок, после любой битвы — это поход по девочкам и кабакам. Все напряжение как рукой снимает! На вот тебе еще в дорожку.— Отец незаметно сунул в карман сыну увесистую флягу, в которой что-то подозрительно булькало.— Незаменимое в походе средство. Поверь мне!
Затем подошла бабушка.
— Береги, внучок, дворянскую честь смолоду. Не забывай, что с тебя спрос особый. Ты хоть не инфант, но и не простой дворянин. В твоих жилах течет королевская кровь правящей гишпанской династии.
— Хорошо, бабушка.
— Я на тебя надеюсь.
Бабушка перекрестила внука, расцеловала его в обе щеки и отошла в сторону, уступая место матери Жака.
— Наклонись, сынок. — Жак наклонился. Матушка расцеловала его и сунула в руку увесистый кошель.— Сыночек,— зашептала она,— если на дракона пойдешь, первым вперед не лезь. Пусть сначала простолюдины за тебя мечами помахают. Человек сто найми, тут денежек хватит. А если дракон бешеный попадется, не так на тебя посмотрит, сразу беги и в кустиках хоронись! Понял?
— Ма-а-ама... — укоризненно протянул Жак,— драконы давно уже вымерли! Сказки все это!
— Конечно, сыночек.— Лицо матушки Жака страдальчески сморщилось.— Да, с женщинами не водись. Они тебя плохому научат.
— С чего ты взяла, матушка? — удивился Жак.
— По своему опыту знаю. Это такие стервы! Сразу захомутают, а тебе жениться рано. Ты еще маленький. И водку не пей! Разрешаю только вино, водичкой разбавленное, оно от хворей желудочных хорошо помогает. Понял?
— Понял.
— Ну, с богом, сынок,— хлопнул сына по плечу Жан,— теперь ты полностью экипирован!
Жак де Паранель взгромоздился на пошатнувшегося под ним коня, тронул поводья и неспешно потрусил к замковым воротам с сачком, как с пикой, наперевес, отяжеленный кучей мудрых напутственных советов.
Покинув отчий дом, Жак направил своего коня в сторону графства Леона де Буйни, где, как ему только что сообщили, шалили разбойники. Просто так ехать было скучно, а потому он извлек из притороченного к седлу мешка книгу по анатомии и начал изучать строение гомо сапиенс, вчитываясь в пояснения ученого мужа. Время за этим увлекательным занятием летело незаметно, вследствие чего голод и жажду он почувствовал только к вечеру, нащупал в кармане фляжку и со спокойной совестью душевно хлебнул, не подозревая, что во фляге отнюдь не вода и даже не разбавленное водой вино. Это была ядреная гномья водка...
* * *
— Ну, ты чего застыл? — нетерпеливо спросил Жака дракон, которому рассказ рыцаря показался очень занимательным.— Что дальше было?
— А я не помню,— честно признался Жак.— Помню только, что спать сильно захотелось, ну, я коня расседлал, стреножил и прикорнул маленько.
— Вот тут-то его и повязали,— радостно сказал Борюсик, подтягивая к себе очередное блюдо с жареной форелью.
— А как вы друг с другом познакомились? — поинтересовался Ариэль.
— Ну, это просто,— пожал плечами Жак.— Пока разбойники мой мешок потрошили, Борюсик откуда-то сверху на них прыгнул и начал бить. Ну, тут и я путы порвал и стал ему помогать...
Борюсик при этих словах поперхнулся рыбой и мучительно закашлялся.
— Похлопай по спине,— просипел он.
Жак хлопнул так, что вместе с рыбной костью чуть не вышиб заодно и челюсти из оборотня.
— Ну, ты и врать горазд,— отдышавшись, прохрипел оборотень.
— Я? — возмутился Жак.— Потомок древнейших родов, в чьих жилах течет королевская кровь? — Рука рыцаря сама собой потянулась к рукояти меча.
— Все бабушке расскажу,— пригрозил Борюсик, и рыцарь сразу сник.
Бабушку он уважал и боялся.
— Ну, приукрасил немножко,— сердито пробурчал он,— чтоб менестрелям потом легче баллады обо мне было складывать.
— Тогда, может, ты расскажешь, что было дальше? — повернулся уже к Борюсику Ариэль.
— Запросто,— в запале согласился оборотень.— Значит, так: сижу я на дереве... — Борюсик нахмурил брови и на мгновение запнулся.
— А что ты на дереве делал? — задал ему наводящий вопрос Ариэль.
— От Змея Горыныча спасался,— сердито буркнул в ответ Борюсик.
— От кого? — выпучил глаза дракон.
— От Змея Горыныча. Дура такая огромная о трех головах. Дракон. Он, кстати, неподалеку отсюда живет. В горах, в зачарованной долине. Говорят, там у него обалденный Черный Замок есть, он в нем черное колдовство творит.
Дракон понял, что Борюсик имеет в виду его скромную персону и что оборотень — враль еще тот.
— И что вы с ним не поделили? — вежливо спросил он.
— Территорию.
— Насколько мне известно, у этого дракона только одна голова, зовут его не Змей Горыныч, а Ариэль, и никто на его территорию пока что не претендует. Себе дороже, знаете ли.
— Ну, значит, это была пума,— пожал плечами неунывающий оборотень,— хрен их в темноте друга от друга отличишь.
