Когда товарищи засмеялись над ним, он попытался встать и тут же снова упал.
— Если хотите играть в эти детские игры, Куровски, то наденьте клоунский костюм вместо формы, — сказал Остолоп.
— Извините, лейтенант, — сказал Куровски; голос его звучал обиженно, и дело было явно не в ушибе. — Уверяю нас, это не нарочно.
— Да, знаю, но вы решили повторить.
Остолоп внезапно потерял интерес к Куровски. Он узнал огромную кучу кирпичей и железа с левой стороны. Она стала неплохой преградой для взрывной волны и защитила собой некоторые жилые дома, так что они остались почти неповрежденными. Но не зрелище уцелевших посреди руин зданий заставило волосы на его затылке подняться дыбом.
— Неужели это Ригли-Филд? — прошептал он. — Что тут было — и на что оно теперь похоже!
Он никогда не играл на Ригли-Филд — его команде «Кубз» нечего было делать на площадках прежнего Вест-Сайда в те времена, когда он поступил кетчером в команду «Кардиналов», еще перед Первой мировой войной. Но руины спортивного парка — словно внезапный удар в зубы — сделали очевидной реальность обрушившейся на него войны. Иногда такое происходит со свидетелями грандиозных событий, иногда — из-за какой-нибудь ерунды: он вспомнил пехотинца, который сломался и зарыдал, как дитя, при виде куклы с оторванной головой, принадлежавшей неизвестному французскому ребенку.
Глаза Малдуна скользнули по развалинам Ригли.
— Должно пройти немало времени, прежде чем «Кубз» завоюет очередное знамя, — произнес он в качестве эпитафии и парку, и городу.
К югу от Ригли-Филд Дэниелсу встретился крупный мужчина с сержантскими нашивками. Он небрежно отсалютовал, лицо почему-то выглядело смущенным.
— Идемте, лейтенант, — сказал он. — Я провожу ваше подразделение на передовую.
— Хорошо, вперед, — ответил Остолоп.
Большинство его подчиненных были желторотыми сосунками. Многие из-за этого гибли. Но подчас не помогал никакой опыт. У Остолопа и самого был внушительный шрам — к счастью, сквозная рана не задела кости. А пролети пуля ящеров на два или три фута выше — могла попасть и в ухо.
Сержант повел их от эпицентра взрыва через северную окраину к реке Чикаго. Большие здания стояли пустые и разбитые, такие же безразличные к происходящему, как некогда — куча костей динозавров. При условии, конечно, что в них не прятались снайперы ящеров.
— Нам бы надо отогнать их подальше, — сказал сержант, с отвращением сплюнув. — А какого черта собираетесь делать вы?
— Ящеров и в самом деле трудно отогнать, — мрачно согласился Дэниелс.
Он осмотрелся. Большая бомба не затронула эту часть Чикаго, но здесь оставили свои следы несчетное количество мелких бомб и артиллерийских снарядов, а также огонь и пули. Руины служили идеальной защитой для любого, кто выбрал бы их в качестве укрепления или засады.
— Это самая вшивая часть города, чтобы сражаться с этими гадами.
— Здесь действительно вшивая часть города, сэр, — сказал сержант. — Здесь жили даго[1], пока ящеры их не выгнали. Хоть что-то полезное они сделали.
— Придержи язык насчет даго, — сказал ему Дэниелс.
В его подразделении таких было двое. Если бы сержант завелся с Джиордано и Пинелли, то вполне мог бы расстаться с жизнью.
Чужак бросил на Остолопа недоверчивый взгляд, явно удивившись отповеди. Такой мордастый краснорожий мужик с говором Джонни Реба никак не может быть даго, так чего ради он их защищает?
Но Остолоп был лейтенантом, и потому сержант молчат всю дорогу, пока не привел подразделение на место назначения.
— Вот это Оук, а это Кливленд, сэр. Это называется «Мертвый Угол» в память их отцов — итальянские парнишки имели привычку убивать здесь друг друга, еще во время сухого закона. Каким-то образом получалось, что никогда не было свидетелей. Забавно, не правда ли?
Он откозырял и удалился.
Подразделением, которое должны были сменить люди Дэниелса, командовал щуплый светловолосый парень по имени Расмуссен. Он показал на юг.
— Ящеры располагаются примерно в четырех сотнях ярдов отсюда, вон там. Последние дня два довольно тихо.
— Хорошо.
Дэниелс поднес к глазам бинокль и стал всматриваться в указанном направлении. Он заметил пару ящеров. Значит, и вправду затишье — иначе они не вышли бы наружу. Ящеры были ростом с десятилетнего мальчика, их коричнево-зеленую кожу украшали узоры, означавшие то же самое, что знаки различия и нашивки с указанием рода войск. Глаза на выступающих бугорках и способны поворачиваться. Туловище наклонено вперед; походка карикатурная — такой нет ни у одного существа на Земле.
— Уродливые маленькие гады, — сказал Расмуссен. — Мелочь поганая. Как существа такого размера создают столько неприятностей?
— Им удается, это факт, — ответил Остолоп. — Вот чего я не понимаю, так это почему они здесь — и как мы от них избавимся. Они пришли, чтобы остаться, вне сомнения.
— Полагаю, что надо перебить их всех, — сказал Расмуссен.
— Удачи вам! — сказал Остолоп. — Они, наоборот, склоняются к тому, чтобы проделать то же самое с нами. Это вполне реально. Если бы вы спросили меня — не то, что вы спросили, а другое, — я сказал бы, что надо Найти какой-то совсем другой путь. — Он почесал щетинистый подбородок. — Единственная неприятность в том, что у меня нет ясности, какой путь. Надеюсь, что у кого-то она есть. Если ее нет ни у кого, то надо искать и найти побыстрее, иначе нас ждут разнообразнейшие неприятности.
— Как вы и сказали, я вас об этом не спрашивал, — ответил Расмуссен.
Глава 2
Высоко над Дувром прошумел реактивный самолет. Не видя его, Дэвид не мог определить, был ли это самолет ящеров или британский «Метеор». Толстый слой серых клубящихся облаков закрывал все небо.
— Это один из наших, — объявил капитан Бэзил Раундбуш.
— Пусть, раз уж ты так говоришь, — ответил Гольдфарб, задержав слово «сэр» чуть дольше, чем полагалось.
— Именно это я и сказал, — закончил Раундбуш.
Бэзил был высокий, красивый, светловолосый и румяный, со щегольскими усиками и множеством наград, из которых первые он получил в битве за Британию, а последние — за недавние бои с ящерами. Что до Гольдфарба, то он мог похвастаться лишь медалью за ранение — собственно, только за то, что выжил при нападении ящеров на остров. Даже «Метеоры» были легкой добычей для машин, на которых летали ящеры. Кроме того, Раундбуш отнюдь не был боевой машиной, у которой больше амбиций, чем мозгов. Он помогал Фреду Хипплу в усовершенствовании двигателей, которые устанавливались на «Метеоры», он был остроумен, женщины перед ним так и падали. А в результате у Гольдфарба развился жестокий комплекс неполноценности.
