Сефия наклонилась над строкой, едва не коснувшись бумаги кончиком носа, и вдохнула ее сочный аромат. Нахмурив брови, она искала нужные звуки, заставляя работать свой язык и зубы, пока наконец не выдохнула:
This…
Усмехнувшись, Сефия хлопнула ладошкой по странице. This. Это. Слово идеально подходило. Сефия вновь произнесла его, стараясь запомнить последовательность значков и звуков. This. Это.
Со следующей группой значков дело обстояло проще.
is
Is.Есть.
Со следующим значком – еще быстрее:
a
Всего один значок, один звук.
Последняя группа символов заставила ее сделать паузу. Сефия боролась с частями строки, пытаясь сложить их вместе – так, чтобы возник смысл.
– Бу… бу… – бормотала она.
И вдруг слово явилось ей, словно луч света, прошедший через призму и легший перед ней одновременно единым и расщепленным на все цвета радуги:
Book
Book.Книга.
И снова, все вместе:
This is a book
This is a book. Это есть книга. Это – книга.
Голос Сефии звучал странно среди шелестящих деревьев. Она толком не знала, почему она произнесла это, как она это сделала – это совершенно незнакомое ей сочетание движений: губы раздвинуты, кончик языка скользит по нёбу, потом словно легкое покашливание в последней серии значков, – но она вновь произнесла эту строку:
– Это – книга.
Выходило так, что, прочитав название вещи, она делала саму вещь вполне реальной. Сефия вновь и вновь произносила эту строку, не будучи вполне уверенной, что слово несет именно этот смысл, но, чем чаще она делала это, тем осмысленнее становилось слово.
Так вот что такое этот странный прямоугольный предмет!
Он сам назвал свое имя.
– Книга! – прошептала Сефия.
И вдруг все стало ясно. В это же мгновение значки стали яркими и живыми; они мерцали смыслами и значениями, они выпрыгивали из книги и пускались вокруг Сефии в хоровод, а потом взлетали к звездам и, просияв там отраженным светом, водопадом возвращались назад. Видение было столь ярким и неожиданным, что у Сефии закружилась голова. Книга упала у Сефии с колен. Мир вдруг наполнился миллионами золотых ручьев и миллиардами сверкающих звезд, источающих совершенство и пропитанных смыслом.
Хотя голова у Сефии болела, а глаза уже отказывались фокусироваться на страницах книги, она узнала этот свет. Она уже видела его, хотя он был не таким ярким и светился вокруг ожерелий, кошельков и яблок – того, что она когда-то украла. Книга источала тот же волшебный свет, но он был мощнее и глубже и наполнен более значимым смыслом. Она словно получила возможность заглянуть за звездное небо – туда, где таилось непознаваемое и непознанное.
Но потом свет исчез и Сефия осталась один на один с книгой. Когда она уронила ее на гамак, книга закрылась, и та строка, которую она только что прочитала, исчезла навеки. Сефия лежала, держась за голову, которая, не переставая, кружилась и кружилась. Деревья обступили гамак.
Сефия повторяла и повторяла прочитанные слова:
Это – книга.
Значки и слова были такими маленькими! Но в книге есть десятки других значков, сотни других слов – на той же самой странице. А на следующей странице – еще значки и слова. И на последующих – слова, слова, слова…
Переживая состояние, близкое к экстазу, Сефия увидела, что все в этом мире взаимосвязано и сцеплено в единое целое именно книгой. В ней, конечно же, есть значки, обозначающие каждую из звезд на ночном небосклоне, каждую песчинку на морском берегу. Есть слова, обозначающие дерево, камень, реку. Есть и слово дом. Так ли красивы эти слова на страницах книги – как красивы они, когда слетают с уст и кружат в воздухе?
Она знала, что должна понять их все. Все знаки. И все слова. На всех страницах этой не имеющей конца и начала книги. Потому что тогда она наверняка поймет символ, начертанный на обложке, и узнает, почему забрали Нин, почему умер ее отец и кто во всем этом виноват.
* * *
Библиотека была встроена в склон горы, обращенный к островерхим гранитным скалам и долине, обрамленной древними ледниками. С ближайшего утеса с грохотом срывался водопад, питавший ревущий поток, мчащийся по дну лощины. В недавние века вечнозеленые деревья устремляли свои кроны вверх по скалистым склонам; сейчас же пейзаж украшали лишь голые вершины гор.
В тот день небо было поразительно голубым, и только среди горных пиков притаились пушистые облака. В такие дни Лон не хотел заниматься уроками, мечтая о том, как бы здорово было полежать на траве или побродить среди скал в поисках суккулентов и армерий.
В конце концов, ему всего четырнадцать, а Эрастис, Главный библиотекарь, такой старый! Ладно, поправил себя Лон, ему, наверное, не больше пятидесяти, но время, проведенное в Библиотеке, его окончательно состарило. Плечи и спина сгорблены, а годы, просиженные над манускриптами, наградили близорукостью. Теперь ему приходится носить тонкие очки с полукруглыми стеклами, и если ты невнимателен на уроке или замечтался, он посмотрит на тебя поверх этого приспособления взглядом суровым и осуждающим.
Когда Эрастис шел по коридору библиотеки, его развевающаяся бархатная мантия со свистом рассекала воздух, и Лон был уверен, что тот и спит в этом одеянии, потому что часто видел его ночью, между библиотечными стеллажами, с листом пергамента, который Эрастис бережно держал двумя пальцами.
Резкий стук вывел Лона из раздумий. Эрастис постукивал по доске кончиком длинной палки. По плану они должны были работать над правописанием и произношением, хотя Лон находил эти уроки скучными.
Темой урока была буква T.
– Ти, – подсказал библиотекарь.
– Ти, – повинуясь чувству долга, отозвался Лон. Кончик его языка скользнул по альвеолам.
Улыбка медленно разлилась по лицу Эрастиса. Он склонил голову, словно вслушивался в звуки музыки.
– Замечательно, а теперь буква H. Повторяй: эйч.
– Эйч.
Следом шла буква I.
– Ай, – произнес Лон, с надеждой глядя на парник, устроенный к северу от библиотеки. Стеклянные стены и потолок парника преломляли свет подобно призме. – Давайте прекратим, учитель! Я ведь все это давно знаю. Это чепуха.
Главный библиотекарь сурово посмотрел на Лона поверх края очков.
– А ты можешь прочитать предложение так же быстро, как его говоришь? – спросил он. – И даже быстрее?
– Нет, учитель.
– Если бы не мы, ты бы даже не знал, что эта, как ты говоришь, чепуха существует. И вместе со всей Келанной влачил бы жалкое существование безграмотного человека. Да знаешь ли ты, сколько людей хотели бы быть на твоем месте и заниматься этой чепухой?
