— Привет, напарник, — сказал он мальчику.
— Привет. А это от тебя?
— Да. Это «Феррари». Моя любимая машина.
Кори пристроился у буфета рядом с Джеймсом и начал гонять машинку туда-сюда по столешнице, изображая при этом жуткий рев мотора. Эмили приготовила гарнир из тушеного горошка к основному блюду — мясу с приправами, запеченному с картофелем и морковью. Она не могла вспомнить, когда в последний раз у нее на кухне был мужчина. Кори вообще никогда не видел мужчин на кухне, поэтому ни о чем таком не задумывался.
Он перестал газовать на «Феррари» и, задрав голову, поинтересовался:
— А индейцы едят салат? Эмми говорила, что ты немножко индеец.
— Эмми права. — Джеймс нисколько не рассердился. — И салат индейцы едят немытым, не то что вы, бледнолицые.
— Ты из племени Нез-Персе?
Вытирая руки, Джеймс внимательно посмотрел на Кори:
— Нет. Я чероки.
Услышав это, Эмили удивилась не меньше Кори, а брат продолжал свои расспросы:
— Что такое чероки?
— Это другая индейская народность.
— А чероки носят на головах такие большие штуки из перьев?
— Нет. Вместо «штук» мужчины надевают тюрбаны из ткани, а мальчикам чероки делаются татуировки — рисунки звезд, животных и тому подобное.
— Правда?! — Малыш явно заинтересовался. — Я тоже хочу татуировку! Пожалуйста, Эмми! Можно?
Господи, только этого не хватало… Она взглянула на Джеймса, надеясь, что он вмешается, но тот лишь пожал плечами, предоставив ей выпутываться самостоятельно.
— Значит, у тебя тоже есть татуировка? — спросила Эмили.
— Есть. Но вам придется угадать, где она.
Кори нетерпеливо переминался с ноги на ногу, желая поскорее узнать о таинственной татуировке Джеймса.
— На животе! Нет… Эмми, угадай теперь ты!
— Бьюсь об заклад, она у него на заднице, — сказала Эмили, и все трое прыснули со смеху.
Джеймс предложил сделать еще попытку. Но Эмили не решалась рисовать в воображении остальные части его тела. Игра могла принять опасный оборот.
Тогда Джеймс нагнулся и задрал правую штанину, открыв ногу выше колена.
— Вот она.
— Это птица? — спросил Кори.
— Да. Ворона.
— А что это за птица?
— Это птица-оборотень. Если ты когда-нибудь не поленишься заглянуть ей в глаза, ты закачаешься, Кори… Ее глаза — это вход в другой, оборотный мир. Вороны чероки смотрят так же, как цыганка на картине, которую нарисовала твоя сестра.
Мальчика такое объяснение, видимо, лишь сбило с толку, но у Эмили по спине пробежал холод.
Эмили взглянула на портрет, потом на ногу Джеймса. Ворона была вытатуирована на том самом месте, где в ее собственном теле пустила корни меланома!
Остаток вечера Эмили была в полном смятении. С Джеймсом она едва обменялась несколькими словами и старательно избегала его взгляда.
Вести разговор она предоставила Кори. К счастью, мальчик болтал без умолку.
И только когда Джеймс распрощался и ушел, Эмили принялась себе доказывать, что связь между ними лишь случайное совпадение и что он вовсе не тот мужчина, появление которого ей предсказала мадам Мирра. Да и вообще гадание цыганки было бессмыслицей, пустым набором звуков.
Но в глубине души она чувствовала и кое-что другое: связь между ней и Джеймсом реальна. Возможно, эта связь «оборотная», как говорит Джеймс. Смысл ее она пока не может понять, но это только пока.
* * *
На следующее утро, войдя в контору «Конюшен Тэнди», Джеймс увидел Лили Мэй Прескотт за работой. С выражением отвращения на лице она листала какой-то гроссбух.
Хозяйка Джеймса была маленькой, хрупкой, почти дочерна загорелой женщиной с проседью в волосах и голосом резким как хлыст. И это был самый неорганизованный человек, которого он когда-либо встречал.
Она уставилась на него сквозь очки в серебряной оправе. Как он уже успел заметить, они у нее постоянно сползали на самый кончик носа. Это обстоятельство придавало ей смешной вид.
Сегодня Далтон начал работу раньше обычного и сделал уже довольно много, чтобы позволить себе минут десять посидеть за хозяйским компьютером. Лили Мэй, конечно же, не возражала.
Джеймс погрузился в изучение интернет-сайта, посвященного меланоме. Ему важно был узнать, что предстоит Эмили.
Время от времени Лили Мэй по-свойски заглядывала ему через плечо.
— Чем ты там занимаешься, Джеймс? — спросила она наконец.
— Исследую.
— A-а, вот как это теперь называется! Когда мужчина преследует женщину — это означает, что он «исследует»!
Далтон нахмурился, не отрывая взгляда от монитора.
— Я никого не преследую.
— Чепуха! У тебя только одно на уме — эта малышка-официантка.
Он не спал полночи, думая об Эмили, вспоминая прошлое, свою жену, и ужасную болезнь, унесшую ее жизнь.
— Я хочу помочь Эмили. Она, правда, не очень-то позволяет…
— Может, ты предлагаешь не то, что ей надо. Может, она слишком переживает из-за своей операции. А может, ей нужно сходить куда-нибудь вечером, развеяться…
Джеймс вдруг подумал, что он, пожалуй, и в самом деле здорово смахивает на дуралея, которому не хватает соображения, чтобы понять, что нужно женщине.
— Мне что, пригласить ее на свидание?
— Боишься, что откажет?
Джеймс кисло улыбнулся. Откровенно говоря, он действительно не был уверен, что она примет его приглашение. Вчера Эмили вела себя как-то странно. Но их отношения вообще были странными. Он чувствовал себя желторотым подростком, который боится пригласить погулять понравившуюся девчонку.
Наконец он набрался храбрости и с благословения Лили Мэй позвонил Эмили в закусочную. Он спросил, не может ли она заехать на конюшни по пути с работы — надо, мол, кое-что обсудить. В ее голосе звучали нотки недоверия, однако она согласилась.
…Эмили приехала в своем форменном платье и держалась очень настороженно. Мало того, что Далтон зазвал ее на конюшню, так он еще и ждал в своем фургоне!
Дверь была открыта. Эмили вошла и остановилась на пороге.
— Тебе налить чего-нибудь прохладительного? Может, содовой? — спросил он вместо «здравствуй».
Эмили не хотелось прохладительного.
— Не возражаешь, если я попью? — он чувствовал, что у него пересохло во рту.
Эмили ничего не имела против. Далтон предложил ей сесть на топчан и, схватив банку газировки, выпил сразу половину одним жадным глотком. Среди всей этой грубо сколоченной мебели в фермерском стиле она выглядела чужеродной.
