ИЗ ЖИЗНИ ОДНОГО ОБЩЕЖИТИЯДо отъезда в Японию я думала, что там абсолютно везде чисто и красиво, и в японском студенческом общежитии у меня обязательно будет отдельная комната типа квартиры с ванной, кухней, телевизором и всевозможными благами цивилизации. Не всем моим ожиданиям суждено было оправдаться.
В Японию мы летели втроём, причём двое из нас впервые. Три русские девушки на целый самолёт японских туристов. После десятичасового перелёта мы, немного обалдевшие, заплутали в дебрях огромного Кансайского аэропорта. Уже в туалете аэропорта чувствовалось, что мы в Японии. Там всё искрилось и сверкало чистотой, приятно пахло. Над каждой раковиной висело по ёмкости, наполненной доверху розовым жидким мылом. Вода текла сама, стоило только поднести руки под кран с фотоэлементом. После возвращения в Россию потребовалось некоторое время, чтобы отучить себя в общественном туалете просто подносить руки под кран, не поворачивая его. Застряв в туалете, мы отстали от потока людей, сошедших с нашего самолёта. В конце концов, сев в автобус без водителя, перемещавший пассажиров внутри аэропорта, и пройдя многочисленные процедуры, мы вышли к встречавшим нас людям. Это были японские студенты. Они уже почти потеряли надежду, что незадачливые русские стажёры когда-либо появятся.
Ещё в самолёте я разговорилась с японским старичком, сидевшим по соседству, и поинтересовалась у него, насколько далеко от центра Осака находится Осакский Университет Иностранных Языков, где я должна была проходить стажировку. Старичок ответил, что это расстояние примерно в полтора-два часа. «Должно быть, город Осака просто настолько большой», — решила я. Но дело было в том, что университет находится не в самом городе Осака, а в маленьком городе-спутнике. Нас посадили на такси и довольно долго везли скоростными платными дорогами. Такие дороги обычно огорожены высокими бетонными заборами, поэтому интересного можно разглядеть немного. Виднелись здания каких-то заводов и фабрик, а в конце пути местность стала походить на пригород — низенькие домики и множество маленьких магазинчиков. «Сейчас поднимемся на самую высокую гору — там и будет ваш университет», — сказал водитель такси. На руках у него красовались белые перчатки, поэтому он напоминал Микки Мауса. Сиденья в такси украшали белые кружева.
Затем я узнала, что в Японии все такси такие. Ещё у этих машин автоматически открываются и закрываются задние двери. Стоит тебе приблизиться к такси, а таксисту заметить, что ты собираешься воспользоваться его услугами, как двери распахиваются сами. Говорят, что японское такси — самый дорогой вид транспорта в мире. За расстояние минут в пятнадцать не раз приходилось выкладывать около 2500 йен. Дорого выходит, видимо, из-за того, что высока базовая плата — кихонрё:кин, то есть счёт за то, что вы просто сели в машину. Обычно она равняется примерно 600 йенам. Впрочем, некоторые иностранцы (или хитрые японцы, выдающие себя за них) прикидываются ничего не понимающими и платят меньше.
Несколько первых дней были наполнены оформлением всевозможных документов и бумаг. Нам это давалось с трудом, так как мы были ещё не способны ясно мыслить из-за колоссальной разницы во времени, климате и обстановке.
Наше общежитие действительно находилось на высокой горе. Комнаты оказались не совсем такими, как мы ожидали. Моё окно почти упиралось в стену соседнего здания. Нередко было видно, что там происходит, а иногда и слышно, если окна были открыты. Комната по японским стандартам у меня была не такая уж маленькая. В ней имелись шкаф, две тумбочки, лампа, кровать и стол. Всё, видимо, побывало в употреблении не одного поколения иностранных студентов. На шкафу висели календарь исламских праздников и надпись арабской вязью — наследство от предыдущего жильца. Вскоре мы все полюбили наши жилища и обустроили их на свой вкус. К концу стажировки стены моей комнаты украшали любимые фотографии и открытки. С покупкой телевизора, магнитофона и электрического чайника комфорту прибавилось. Как грустно было потом распродавать и раздавать технику и отдирать открытки от стен!
Забавная история приключилась с тумбочкой в моей комнате. В один прекрасный день в погоне за тараканом я слегка сдвинула её, и она почти развалилась. Осмотрев тумбочку, я поняла, что такое с ней происходит не в первый раз — кто-то до меня уже пытался скрепить расползавшиеся части скотчем. Я попросила заменить тумбочку, но с ответом всё тянули. В конце концов, мне предъявили бумагу с заголовком «Тумбочка в комнате Елены» и фотографией самой многострадальной тумбочки, сделанной на Поларойд. Никто не извинился за вторжение в комнату в моё отсутствие, и по фотографии мне пытались доказать, что тумбочка не сломана. Потом её попробовали починить, но она не подлежала восстановлению. В конце-концов, мне предложили тумбочку из соседней пустовавшей комнаты, но случай с Поларойдом ещё долго вызывал у меня улыбку.
Наше общежитие раньше было только мужским, но несколько лет назад на последний пятый этаж стали селить девушек. Соседнее общежитие, в стены которого упиралось моё окно, являлось женским изначально. Это было здание поновее, и в комнатах там имелись маленькие совмещённые душ и туалет. Однако за счёт удобств комната становилась чрезвычайно тесной, и приход хотя бы одного гостя доставлял хозяйке изрядные проблемы. В нашем же общежитии и душ, и туалет, и кухня были общего пользования.
Но вернёмся к рассказу о моём первом дне в Японии... После самолёта, естественно, хотелось в душ, и было почти всё равно, какой он. Но... о, ужас! Вода была только холодная! Стоило переключить душ в режим тёплой воды, как она начинала течь очень тоненькой струйкой... Позже все двадцать человек, проживавшие на пятом этаже, осознали наличие этой проблемы, и опытным путём высчитали, что вода бывает лишь час-два поздним вечером. Об утреннем душе пришлось забыть как об излишней роскоши, а по вечерам выстраивались очереди перед душевыми кабинами. И тогда я ощутила выгодное расположение своей комнаты — как раз напротив душа.
К счастью, неполадки с водой продолжались не весь год. В конце концов, водоснабжение более-менее наладилось, но до этого приходилось пользоваться различными ухищрениями, чтобы помыться в удобное время: например, ходить в гости к знакомым из соседнего общежития или спускаться этажом ниже в мужской душ (по странной закономерности, если горячей воды не было на пятом этаже, ниже с ней проблем не возникало). Снабжение горячей водой наладилось, но причину загадочных перебоев в работе водопровода мы так и не узнали.
Кухня — отдельная история. Из двадцати человек, проживавших на этаже, шестеро были из Вьетнама, и именно они оккупировали кухню почти целыми днями. Вероятно, из соображений экономии и здорового питания, вьетнамки никогда не ели в столовой. Они самостоятельно готовили себе и завтраки, и обеды, и полдники, и ужины, причём всё это из нескольких блюд и обязательно дружно и сообща. Казалось, что ну уж сегодня-то они, наверно, наготовили на неделю вперёд — ан нет, на следующий день дружная компания снова захватывала кухню. В России любят рассказывать, что вьетнамское национальное блюдо — жареная селёдка, от чада которой задыхаются все вокруг. Наши вьетнамки ничего подобного не готовили — впрочем, селёдка в Японии не так распространена, как в России. Вместо неё в ход у них шли всевозможные виды креветок и зелени. Очень здоровое питание, но запах на кухне порой был не очень здоровый...
