— Сначала ему надо научиться не видеть в тебе Тобина каждый раз, когда он на тебя смотрит. А это будет нелегко, потому что Ки пока очень тоскует по другу, ему тяжело видеть тебя изменившейся.
— Я понимаю. А кого видишь ты, Фарин?
Он хлопнул ее по колену.
— Я же сказал. Я вижу дитя моего друга.
— Ты по-настоящему любил моего отца, да?
Фарин кивнул.
— И он любил меня.
— Но он оставил тебя ради мамы. Почему же ты не разлюбил его после этого?
— Иногда любовь просто меняет свое обличье, но не умирает. Так произошло и с твоим отцом.
— Но твои чувства нисколько не изменились?
— Нисколько.
Тамир была уже достаточно взрослой, чтобы угадать то, что осталось невысказанным.
— Но разве тебе не было больно?
Тамир никогда прежде не видела в глазах Фарина такой неприкрытой печали и такого гнева, как в тот момент, когда он кивнул и негромко ответил:
— Да, сначала это жгло, как огонь, и очень, очень долго. Но не так сильно, чтобы я сбежал, и теперь я могу сказать, что рад этому. Хотя было время, когда я ответил бы на твой вопрос иначе. Я был уже зрелым человеком, у меня была гордость.
— И почему же ты остался?
— Он попросил меня.
Тамир ни разу не слышала, чтобы Фарин так много говорил. Этим стоило воспользоваться.
— Знаешь, я часто думала…
— О чем?
— Ну… после того, как мама заболела и возненавидела отца… вы… вы с ним снова стали любовниками?
— Конечно нет!
— Прости, грубость сказала. — Однако мгновенная вспышка гордости в последних словах Фарина удивила Тамир. Ей стало любопытно, что мог означать этот порыв, но у нее хватило благоразумия не спрашивать. — Ну и что же мне делать с Ки?
— Дай ему время. Он не мог полюбить тебя так, как тебе того хотелось, пока ты была Тобином. Просто он не такой. Но он сам от этого страдал, а теперь страдает из-за того, что исчезла прежняя близость между вами. — Он натянул одеяло на плечи Тамир. — Пусть немного остынет, подумает. Ты ведь можешь пока оставить его в покое?
Тамир кивнула. Конечно, она может. Но легче ей от этого не стало.
— Он за дверью?
— Ушел куда-то, но он вернется.
— Тогда надо распорядиться, чтобы принесли еще горячей воды, — задумчиво произнесла Тамир. — А я должна выйти, когда он будет мыться?
Фарин пожал плечами.
— Спроси его хотя бы из вежливости.
Глава 4
Двор был заполнен солдатами и слугами. Ки в мрачном расположении духа пошел к новой каменной конюшне, где разместили раненых.
Илларди вывел великолепных скакунов, используя ауренфэйскую породу; и конюшни у него были несравнимо лучше, чем в доме, где родился Ки, к тому же значительно просторнее. Войдя внутрь, Ки с трудом разглядел в тусклом свете лампы лишь стропила да тесаный камень. В воздухе стоял запах струганого дерева и свежей соломы, смешанный с запахом ран, крови и трав, которые заваривали или жгли на жаровнях. С полдюжины целителей-дризидов хлопотали над ранеными; поверх длинных коричневых балахонов на них были забрызганные кровью фартуки.
Люди лежали повсюду на сооруженных наскоро тюфяках, похожих на узлы с бельем в день большой стирки. Ки осторожно пробирался между ранеными, разыскивая Никидеса и Танила. Одна из целительниц заметила его и подошла.
— Лорд Киротиус, ты ищешь компаньонов? — спросила она. — Мы их положили вместе, вон там, в самом дальнем стойле.
Никидес лежал на мягкой постели из свежей соломы. В дальнем углу стойла съежилась еще одна фигура, скрытая под кучей одеял. Даже голова была накрыта.
— Танил? — Когда Ки подошел поближе, юноша тихо застонал и подался назад, стараясь укрыться в тени. Ки присел рядом с ним на корточки. — Не бойся. Здесь вам ничто не грозит.
Танил промолчал, только еще плотнее закрылся одеялами.
— Ки, это ты? — раздался слабый шепот.
Ки обернулся и увидел, что Никидес проснулся и смотрит на него, моргая.
— Да. Как ты себя чувствуешь?
— Вроде бы лучше. Где это мы?
— В поместье герцога Илларди.
— Илларди? — Никидес смущенно огляделся. — Но я думал… мне казалось, я был в Старом дворце. Вокруг умирали люди. И я вроде бы видел тебя… и Тобина.
— Тебе не показалось. Нам пришлось перебраться сюда. Лисичка тоже с нами, и представь, он умудрился не получить ни единой царапины! Думаю, только мы с ним и сумели вывернуться. И еще Уна. Помнишь ее?
Лицо Никидеса просветлело.
— Она жива?
— Да. Она тогда сбежала из дворца и присоединилась к всадникам моей сестры Ахры. Наши уроки пошли ей на пользу. Теперь Уна прекрасный воин!
— Значит, не все наши погибли.
— Да. А что случилось с тобой, Ник?
Никидес попытался сесть и застонал.
— Я ведь тебе говорил: не гожусь я для войны. — С помощью Ки он все-таки приподнялся и сел, опершись спиной о стену. — Я был с Корином. Мы пытались увести его… — Никидес закрыл глаза, тяжелое воспоминание причинило ему боль. — Я не видел того лучника, а когда заметил, было уже слишком поздно.
— Тебе повезло. Стрела не задела легкое.
Никидес чуть передвинулся и тут заметил гору одеял в углу.
— А там кто?
— Танил.
— Благодарение Четверке, а мы-то думали, вы оба погибли! Танил? Ки, что с ним случилось?
— Он попал в плен. — Ки наклонился поближе к Никидесу и понизил голос. — Его мучили и… ну, похоже, изнасиловали, как всегда пленимарцы делают. Мы его нашли подвешенным в амбаре к северу от города.
Глаза Никидеса расширились.
— Милостивый Создатель!
— Он очень плох. Тамир решила, что ему лучше быть рядом с тобой.
— Тамир?
Ки вздохнул.
— Ну… Тобин. Ты ее видел во дворце, помнишь? И говорил с ней.
— А… Я думал, мне это приснилось.
— Не приснилось. Пророчество сбылось, по крайней мере, так все говорят.
— Значит, у Скалы снова есть королева! — горячо прошептал Никидес. — Ох, если бы дедушка дожил до этого! — Никидес немного помолчал. — А как сейчас Тобин? То есть, я хочу сказать, принцесса Тамир?
— Прекрасно.
— Она… — пробормотал Никидес. — Пожалуй, мне понадобится время, чтобы к этому привыкнуть. Расскажи, как это произошло.
Ки вкратце изложил ему все события.
