Наше с тобой прошлоеСтоит ли забывать?Так хулить и рядить в пошлое одеяние?Так отчаянно в грязь втоптатьИмена, года, названия?..Наше с тобой прошлое -Звонкое или слезное -Стоит ли отдаватьВ смелые руки героев дня?Наше с тобой прошлое -Было оно, иль нет?Стало ль оно историей?Или ему на задворках тлеть?Наше с тобой прошлое…
Мои мысли прервал Ваня Бойко, который элегантно обогнал меня в узком коридоре и галантно открыл дверь кабинета, который он делил со своим напарником Витей Старыш, пригласив войти внутрь. Его манеры несли на себе отпечаток извинения, которое он, видимо, просил за свою телефонную бестактность. Я это поняла и приняла должный благосклонный вид. Все-таки, по сущности своей Ваня был человеком не злым, оперативником старательным и нам с ним вместе еще работать и работать, к тому же я очень не любила состояние ссоры с кем-нибудь, да и Господь (а может мама с папой) наделили меня добрым женским сердцем.
Я, поздоровавшись с сидящим за столом Витей, сразу перешла к делу, но голосу добавила не сухие рабочие нотки, а игривый мелодичный тон:
– Что наш пьяненький брат? Проспался?
– О, да, – галантность не покидала Ваню.
– Господа офицеры, – подыгрывала я Ване, – вы мне выделите краешек стола, за которым я бы могла допросить нашего «оруженосца»?
– Какой краешек? – Ваня широким жестом пригласил меня за свой стол, – располагайтесь за ним, как можно удобнее, и пользуйтесь, сколько Вам будет угодно.
Я не заставила себя долго ждать и расположилась весьма удобно.
Все это время Витя с интересом наблюдал за нашим диалогом. Наконец, решил вклиниться:
– Что, Ванька в чем-то провинился? – его прямолинейность не всегда подкупала, и Ваня мгновенно сник. Мне стало его жаль, к тому же не хотелось никаких объяснений, а только продолжения начатой игры.
Все-таки, актерство – моя вторая натура, и я теперь понимаю, почему некоторые женщины выбирают эту профессию.
– Итак, господа опера, как мы построим допрос? – решила я проигнорировать Витин вопрос, и увидела, как прямо на глазах Ваня воспрял духом и принял прежнюю стойку. А Витя, приняв все должным образом, посмотрел в мою сторону:
– Предлагаю душевный разговор, а по ходу выясним, стоит ли применять силу.
– Какие манеры, коллега! – воскликнул Ваня, артистично прикрываясь рукой, якобы, от этих самых манер.
Я поддержала Ваню:
– Напоминаю, что наш допрашиваемый – свидетель. Пока. Потому о силе не может быть и речи. Даже о ее угрозе. – После нравоучения я перешла к личности нашего свидетеля. – Первое, что мы о нем знаем? Второе, имеет ли он какое-то отношение к делу, кроме того, что он владелец орудия преступления? На этот вопрос мы попытаемся ответить во время допроса. А по первому вопросу, что вы мне можете сказать? И, кстати, как его зовут, напомните?
Ваня уже было открыл рот, но его опередил напарник:
– Его имя – Вальев Антон. Старше брата на восемь лет. Служит по контракту на сверхсрочной. Характеризуется положительно. Во всяком случае, в сравнении с братом о нем отзываются лучше. Есть хобби – охота. Все официально оформлено. Никаких нарушений, и браконьерства за ним замечено не было. Получается, этакий, положительный герой.
– Ну, что ж. Ведите этого героя. Посмотрим на его положительность, – попросила я.
Ваня, все еще находясь в экстазе извинения, помчался выполнять мою просьбу и мы с Витей остались в кабинете одни. Я рассказала ему о допросе Вальевой.
Витя как бы из глубины своих раздумий с любопытством посмотрел в мою сторону:
– АнПална, Вы ведь женщина…
У меня брови поднялись домиком, как у известного друга Буратино – Пьеро.
– Спасибо, что заметил…
Витя не обратил внимания на мою язвительную благодарность и продолжил:
– … Скажите, Вы понимаете эту Вальеву? Чего она ушла от мужа, если любила его? А если не любила, то почему замуж выходила за него?
– Витенька, солнышко, женщины, по большей части, замуж выходят не потому, что любят, и даже не потому, что хотят замуж, а потому что – надо. Так мир устроен… А еще этот мир требует все делать вовремя. Женщине, например, замуж надо выходить в младом возрасте, потому как потом вступает в действие «закон больших и малых чисел»: чем старше возраст, тем меньше шансов. Это мужчина, оставшись без жены, в любом возрасте, будь он младой юнец или дряхлый старик, всегда – жених… А все потому, что «на десять девчонок у нас по статистике» сколько ребят? – риторически закончила я объяснение своего видения «женского вопроса».
– Вы хотите сказать, что Вальева вышла замуж, потому что поджимал возраст, и она не могла больше засиживаться, так как все подруги уже… – Витя неопределенно повел рукой, но, исходя из смысла нашей беседы, его жест был понятен.
Я кивнула головой в знак согласия:
– Да, Витя. Скорее всего, у нее это было именно так, как и у тысяч женщин, хотя… причина ее замужества может быть и в другом, например, все-таки в любви. – Какой-то тонкий импульс воспоминаний заставил меня, пока интуитивно, обратиться к прошлому Вальевых и я попросила Витю. – Знаешь что, и в службу и в дружбу запроси копию приговора по первой судимости Вальева, а еще лучше – само дело почитай. Витенька, солнышко, наведаешься в архив, ладненько?
Витя заверил меня, что все будет выполнено в лучшем виде. Его исполнительность всегда мне импонировала.
В это время дверь кабинета открылась, и на пороге возник Ваня, сопровождающий помятого молодого человека. Причем эта помятость была не только в одежде. Казалось, она сквозила в каждой клеточке его существа: в руках, в лице и особенно – в глазах. В кабинет он вошел несмело, подталкиваемый сзади оперативником. Такое тихое вхождение никак не ассоциировалось с его внешним довольно внушительным видом: высокий рост и весьма плотное телосложение. Так же тихо он поздоровался и после моего предложения присесть, действительно присел, буквально, на краешек стула. Было заметно, что ему плохо, горько, больно. И это понятно. Ведь он потерял брата. Единственного. Младшего брата. Мне представилась их жизнь, детство и подумалось что старший брат, наверное, всегда опекал и баловал младшего. Обучал нехитрым премудростям мальчишечьей жизни, вытягивал из всяких передряг, заступался, когда это было нужно… Просто, очень любил его. Поэтому погибший брат потеря для Антона не просто невосполнимая. Это та потеря, которая всегда будет рядом, и которую никогда так и не сможешь осознать до конца. Она как вечный комок в горле, сколько ни заливай его водой или водкой – не проходит.
