Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 58
В то же время специалисты отнеслись к ней безжалостно. Например, британский археолог Ричард Аткинсон обнаружил в концепции Хокинса серьезный недостаток.
Представьте себе, вы открываете научную работу, озаглавленную «Философская идея произведения “Кавказский пленник”». Вы начинаете ее листать и с удивлением замечаете, что ее автор играючи переходит от поэмы Пушкина к рассказу Льва Толстого и даже к фильму Сергея Бодрова, словно это один-единственный «мультимедийный гипертекст».
При детальном анализе, проделанном Аткинсоном, выяснилось, что точно так же – вольно или невольно – поступал и Хокинс. Рассматривая каменное кольцо Стоунхенджа как древний календарь, он легко переходил от одной исторической эпохи к другой: приставлял к одной части Стоунхенджа, выглядевшей так, например, в XXV веке до нашей эры, другую его часть – такой, какой она была сооружена, скажем, около 2000 года до нашей эры (справедливости ради отметим, что датировки отдельных частей Стоунхенджа постоянно меняются. – А. В.).
И все-таки заслуги Хокинса, энтузиаста и ученого, очень велики. Об этом писал, например, российский астроном Александр Гурштейн: «Хокинс “оживил” безмолвные камни, приоткрыв одну из ранних страниц истории человеческой цивилизации. Он совершил переворот в представлениях о научной деятельности доисторического человека, в изучении истории становления научный мысли… Путем детальных расчетов на электронной вычислительной машине Хокинс доказал, что многотонные каменные арки-трилиты Стоунхенджа служили безупречными визирами для закрепления направлений на особые точки горизонта. С малыми ошибками (порядка 1°) они фиксировали все важнейшие точки восходов и заходов Солнца и Луны в различных стадиях видимого перемещения этих светил по небесной сфере. А заполненные дробленым мелом 56 лунок Обри, расположенные строго по окружности на одинаковом расстоянии друг от друга, позволяли предсказывать наступление солнечных и лунных затмений. Стоунхендж оказался астрономической обсерваторией».
Не отрицали заслуг Хокинса и такие критики некоторых его смелых гипотез, как Ричард Аткинсон: «Разумеется, невозможно отрицать, что они (Хокинс и его сторонники. – А. В.) накопили много эмпирических сведений в наблюдательной астрономии, так как, мне кажется, нельзя не согласиться, что, во всяком случае, положение Пяточного камня и опорных камней… были определены астрономически, даже если мы расходимся в истолковании этих направлений или просто воздерживаемся от суждения (опорные камни располагались вдоль кольца из лунок Обри так, что образовывали прямоугольник, перпендикулярный линии восхода Солнца в день летнего солнцестояния; теперь сохранились лишь два опорных камня. – А. В.)».
Однако сторонников Хокинса было гораздо больше, чем критиков. Его работы произвели сильное впечатление. В своей книге «Археоастрономия и история культуры» (1989) Борис Владимирский и Лев Кисловский так описывают ту увлеченность энтузиастов, впитавших из монотонных и многословных рассуждений Хокинса чудесный хмель «звездной веры»: «Многие загадочные древние сооружения стали изучаться на предмет того, не являются ли они нераспознанными прежде астрономическими обсерваториями. Очень быстро оформилось специальное направление исследований, получившее название археоастрономии… На первых порах естественно увлечение и, конечно, ошибки… В последние годы археоастрономические исследования вступили в фазу спокойного развития – созываются симпозиумы, издаются журналы, выпускаются монографии. Мы, разумеется, являемся свидетелями самых первых шагов в этих исследованиях, итоги подводить явно преждевременно…
Археоастрономическими систематическими исследованиями пока охвачена относительно небольшая область. Может быть, страсть к астрономическим наблюдениям была свойственна только обитателям Северо-Западной Европы? Утвердительный ответ на этот вопрос кажется маловероятным… Сооружения такого рода встречаются, похоже, в самых разных уголках Евразии».
Ньютоны неолита?
В кругах британских археологов теория Хокинса вызвала скорее раздражение. Как мог какой-то американец, пусть и учившийся в Ноттингемском и Манчестерском университетах, самонадеянно заявить, что раскрыл тайну Стоунхенджа с той же легкостью, с какой на досуге решают шахматный этюд? Чтобы указать выскочке его место, они предложили известному британскому ученому Фреду Хойлу (1915-2001), профессору астрономии Кембриджского университета, проанализировать эту экстравагантную гипотезу.
Тайна Стоунхенджа раскрыта?
Вот как описывал научные заслуги Хойла российский астроном Владимир Сурдин (цитируется по журналу «Знание – сила»): «Буквально за несколько лет Фред Хойл стал одним из ведущих теоретиков: он создал теорию гравитационной фрагментации разреженного вещества, объясняющую рождение звезд и галактик, а также интенсивно разрабатывал стационарную модель Вселенной. Совместно с Мартином Шварцшильдом он изучил заключительные этапы эволюции звезд. Разрабатывал теории различных процессов, происходящих в звездах… Для астрофизики каждая из его работ была пионерской и очень важной… Карьера Хойла выглядит весьма успешной, не было разве что Нобелевской премии».
Хойл был невероятно разносторонним человеком. «Астрофизик, писатель, администратор, драматург, в молодости – вундеркинд, в старости – затворник; невероятно плодовит на идеи, статьи и книги, но безразличен к публичной славе». В то же время за любовь к необычным теориям его называли «самой белой из всех белых ворон». Он был, например, ярым поборником теории панспермии – заселения планет органическим веществом из космоса. А его гипотеза о космическом происхождении эпидемий гриппа! Хойл подверг критике даже идеи дарвинизма, на что в науке отваживаются лишь маргиналы. Между тем, проанализировав теорию эволюции, он убедился, что «ее скорость слишком мала, чтобы за несколько миллиардов лет создать совершенство жизни».
И не случайно, что именно ему предложили проверить странноватую гипотезу об «астрономических познаниях жителей Древней Британии». Итогом размышлений стала появившаяся в 1966 году работа под названием «Стоунхендж – неолитическая обсерватория».
По утверждению Хойла, не может быть сомнений в том, что 56 лунок Обри выполняли те же функции, что и настоящий компьютер, пусть это и оспаривают археологи. Очевидно, строители Стоунхенджа обладали знаниями о приблизительном количестве дней в году, количестве дней в месяце и лунном цикле, который длится 18,61 года.
Этого блестящего ученого не устроило в гипотезе Хокинса другое. Она предсказывала только часть затмений. Возникал вопрос: что делать с затмениями, которые наблюдались, но не могли быть предсказаны жрецами-астрономами?
И тогда Хойл предложил, как следовало бы использовать те же лунки Обри, чтобы прогнозы стали гораздо точнее. Что, если круг Обри представлял собой саму эклиптику – тот воображаемый круг небесной сферы, по которому происходит видимое годичное движение Солнца? «Это была довольно новаторская идея, вполне в духе порой нестандартного подхода Хойла к космологическим проблемам», – пишет Питер Браун. Но как такая модель действовала на практике?
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 58