Злясь на саму себя, Арабелла сосредоточилась на главном вопросе и, глубоко вздохнув, без обиняков начала:
— Я только что из Окмонта. Дэниел Лейтон сказал мне, что расписка Джереми теперь у тебя. Это правда?
Тони ожидал услышать все, что угодно, но только не это. Нахмурившись, он взглянул на кучу расписок, разбросанных по столу красного дерева, на который он недавно закидывал ноги. Джереми? Черт возьми, кто такой этот Джереми? И главное, почему Арабелла так беспокоится о его расписке?
По спине Тони Даггета пробежал холодок. Может, она вышла замуж и Джереми — ее муж?
Не дождавшись ответа, Арабелла нерешительно продолжила:
— Ты же помнишь Джереми? Моего брата?
Брат! Слава Богу! Он смутно припомнил милого русоволосого юношу.
— Э… да, теперь вспомнил. Так это его расписку Лейтон проиграл мне прошлой ночью?
— Да, и я хочу ее забрать, — заявила Арабелла. — Лейтон и Уолкотт поступили бесчестно. Они обманули бедного Джереми.
— И Джереми, разумеется, подал на них в суд? — ласково спросил Тони. Наконец-то судьба ему улыбнулась! Его скуку как рукой сняло. От недавней меланхолии не осталось и следа. Он едва сдерживался, чтобы не расхохотаться. Жизнь вдруг стала очень интересной. Ему лишь надо позаботиться о том, чтобы так было и дальше.
— Нет, — призналась Арабелла, доверчиво глядя ему в глаза. — Они напоили его, а потом усадили за карточный стол.
Тони приподнял свою тонкую, изящно изогнутую бровь.
— Может, их действия и являются предосудительными, но если у … у Джереми нет доказательств того, что они подтасовывали карты, тогда я не понимаю, чего ты от меня хочешь.
Как он и ожидал, Арабелла клюнула на эту удочку.
— Я хочу, — взмолилась она, судорожно стиснув руками папку, которая лежала у нее на коленях, — чтобы ты отдал мне его расписку.
Тони сел в такое же кресло напротив и вытянул длинные ноги. Его черные сапоги оказались меньше чем в двух дюймах от пышного подола ее платья.
Арабеллу бросило в жар. Ей захотелось отдернуть ноги, как от огня, но усилием воли она сдержала этот порыв. «Может, не стоило сюда приходить?» — в который раз спросила она себя, но вспомнила, что выбора у нее нет.
— Вот как? — лениво протянул Тони, удобно устроившись в кресле. — Ты хочешь, чтобы я просто взял и отдал тебе эту расписку?
— Да. — Арабелла замолчала. Она знала: взывать к благородству Тони Даггета — дело пустое, но решила рискнуть, ведь речь шла о спасении ее семьи. — Это было бы благородно.
Тони фыркнул:
— А разве я когда-нибудь поступал благородно, дорогая моя? — Взгляд его сделался суровым. — Насколько я помню, именно из-за отсутствия во мне этого качества ты расторгла нашу помолвку.
— Я не хочу об этом говорить! — отрезала Арабелла. — Наши давние отношения здесь ни при чем!
— Позволь с тобой не согласиться, радость моя. Я сильно сомневаюсь, что ты пришла к Лейтону и потребовала вернуть тебе расписку просто так, за красивые глазки. Это со мной ты осмеливаешься на подобные вольности.
Арабелла вспыхнула:
— Ты прав. Я предложила Лейтону сделку. Разумеется, тебе я намерена предложить то же самое.
Тони заинтересовался:
— В чем же заключается эта сделка?
—Гринли и остальные мои земли в обмен на расписку Джереми.
Тони сдвинул брови. Она предлагает все, что у нее есть!
— Черт возьми, что же натворил твой непутевый братец? — резко спросил он. — И куда смотрит ваш почтенный папаша? Он знает, что ты затеяла? Ему известно о проделках его сына и наследника.
На глаза Арабеллы навернулись слезы, она потупилась
— Мой папа умер. Д-два года назад.
— Прости, — тихо сказал Тони. Лицо его смягчилось. Он с трудом сдержал порыв прикоснуться к ней. — Я знаю, вы были очень близки. Тебе, наверное, очень его не хватает?
Арабелла пристально рассматривала свои руки.
— Да. Нам без него тяжело.
Охваченный внезапной догадкой, Тони встал, порылся в разбросанных по столу бумагах и, найдя нужную, тихо присвистнул: он понял всю серьезность положения Арабеллы. Ее брат проиграл Хайвью! Тони опять заглянул в расписку. И почти все имущество Монтгомери, если ему не изменяет память.
Тони резко обернулся к Арабелле, собираясь просто так, без всяких условий, отдать ей расписку. Но потом губы его скривились в циничной усмешке. Подумать только: она переступила через собственную гордость и пришла к нему с просьбой!
Он посмотрел на Арабеллу, собираясь что-то сказать, но в этот момент Арабелла выпрямилась в кресле, открыла свою папку и сухо произнесла:
— Конечно, Гринли не сравнить с Хайвью, но, пожалуйста, возьми его за расписку Джереми. — Заметив, как он помрачнел, она храбро добавила: — Я понимаю: обмен н-неравноценный, и все же… — Умоляюще глядя на Тони, она протянула ему пачку сложенных документов. Ее рука чуть заметно дрожала.
Тони разозлился. Неужели она думает, что он позволит ей разориться ради спасения семьи? Впрочем, это неудивительно. Пять лет назад она отказалась выйти за него замуж, потому что в ее глазах он был самым гнусным подонком на свете.
— Убери свои чертовы бумаги! — прорычал он. — Они мне не нужны.
Для отчаявшейся Арабеллы эти слова стали последней каплей.
— Так я и знала! — выпалила она в сердцах. — Ты всегда плевал на других и заботился только о собственном благополучии! Я вижу, ты не изменился. — В ее взгляде полыхнуло презрение. — Тебе доставит удовольствие наблюдать, как мы будем выселяться из Хайвью? Ты будешь лично следить за нашим отъездом или пошлешь кого-нибудь из своих прихлебателей? А может, заключишь очередное пари со своим дружком Блэкберном — поспоришь, сколько времени нам понадобится на то, чтобы убраться с плантации?
Тони побледнел и тихо выругался. Зловеще сверкнув глазами, он шагнул к Арабелле и грубо встряхнул ее за плечи:
— Как ты смеешь говорить мне такие вещи?
Она не дрогнула под его гневным взглядом.
— А что такое я сказала? Ты ведь любишь заключать пари. Особенно такие, от которых страдают другие люди.
Ноздри Тони раздувались от бешенства. Глубоко вдохнув, он убрал руки с ее плеч и сердито проговорил:
— При всех своих грехах, а их у меня было немало, я еще ни разу в жизни не ударил женщину. Ты будешь первой, если не перестанешь испытывать мое терпение. Твое счастье, что я тебя только встряхнул.
— Да, мне невероятно повезло, — холодно бросила Арабелла, к своему стыду сознавая, что его прикосновения были ей приятны. Он стоял совсем близко, и от него исходили ощутимые волны тепла и энергии. На нем была белая льняная рубашка, небрежно расстегнутая у ворота.
