– А-а… – сразу сник старичок. – Нет! Нет, мальчик, нет! Моя фирма не покупает. Только продаёт. Только… Проходи, не заслоняй мне товар.
Чак ещё больше покраснел и отошёл.
Некоторое время он ходил молча, потом опять отважился и… опять отошёл ни с чем.
А вдруг…
– Однако! Что вы делаете, юноша? – послышался весёлый звонкий голос (возле Чака стоял тот самый круглолицый дяденька, который только что отдал свою тарелку цыганёнку). – Это же клоун Пьер, любимец публики, а вы меняете его на бублики. Не продавайте его, чтобы потом не пожалеть! Пойдёмте, друг мой! Я прошу! Пойдёмте, пойдёмте, друг мой!
Обняв Чака за плечи, странный дяденька увёл его от «раскладки».
Я, конечно, бросился за ними, стараясь не отставать, чтобы слышать, о чём они будут разговаривать.
Дяденька был уже в летах («августовский», как говорит о таких мой дед Грицько, – ещё немного – и пожелтеют, посыплются листочки, уже и лысина довольно большая, и уши мхом поросли, и морщины взбороздили шею).
Он шёл, заметно прихрамывая на левую ногу.
Одежда на нём была старенькая, но, видно, когда-то приличная, господская.
– Так вот, – сказал дяденька, когда они ушли с базара. – Во-первых, вообще продавать что-либо гимназисту на базаре опасно. На вас уже подозрительно поглядывал один «фараон», которого я знаю в лицо. И если бы он передал вас классному надзирателю, могли бы быть серьёзные неприятности. А во-вторых, мне не хотелось бы, чтобы вы продавали этого клоуна. Вам же самому не хочется с ним расставаться? Ведь правда?
Чак молча кивнул.
– Так что же случилось? Что вас заставило? Может, я смогу вам помочь? Не стыдитесь. Не только от себя говорю, но и от моего кукольного коллеги, которого вы держите в руках. Позвольте представиться: бывший любимец публики, клоун Пьер, вынужденный, к сожалению, после несчастного случая оставить арену и превратиться в «лицо без определенных занятий» – Петра Петровича Стороженко. Честь имею.
Дяденька остановился, стукнул каблуками и резко наклонил голову.
– Чак Всеволод. Гимназист третьего класса, – пролепетал в ответ Чак.
– Очень приятно. И поскольку мы уже знакомы, давайте без церемоний. Что там у вас случилось? Выкладывайте.
И Чак поведал ему свою историю.
– Так. Ясно, – сказал бывший клоун. – Эта порода людей мне знакома. Сынок Слимакова, значит. Из полицейского управления. Как же! Как же! С папашей приходилось встречаться. В интимной обстановке. Выслал когда-то меня из города в двадцать четыре часа «за богомерзкое кривляние и посягательство на священную особу государя императора и членов августейшей фамилии». Подлая душа. И сынок, значит, такой же… Ну что же, каков корень, таково и семя. Но откупаться от него – напрасное дело. Проучить его надо. Напугать. Потому что иначе не отцепится. Это мы сделаем. Не волнуйтесь. В пять, говорите? В Ботаническом саду? Возле «дерева смерти»? Ну что ж. Идёмте. Уже скоро пять. Не будем опаздывать и заставлять его ждать.
– И вы думаете, что он… – Чак неуверенно посмотрел на Стороженко.
– Думаю. Даже уверен. Не сомневаюсь. Сами увидите.
Они уже шли вверх по бульвару.
Бульвар хотя и был очень непривычный, но его все-таки можно было узнать. Два ряда стройных тополей так же стремились в небо (только под ними живой изгородью тянулись кусты, огибая фигурные скамейки, да и ограда была деревянной, крашеной). А некоторые дома были мне знакомы, они и сейчас стоят.
По обе стороны бульвара пролегали трамвайные пути. По ним с дребезжаньем ехали вниз и вверх небольшие вагончики с открытой площадкой и одной штангой, с круглым роликом на конце, который катился по проводу.
Посередине бульвара стоял памятник, окружённый гранитными столбиками, между которыми тяжело провисали массивные железные цепи.
На круглом пьедестале какой-то дяденька, выставив вперед правую ногу, озабоченно смотрел в сторону вокзала, как будто собирался бежать на поезд (потом я узнал, что это был граф Бобринский, который основал первый в Украине сахарный завод и первую железную дорогу).
От этого памятника справа начиналась ограда Ботанического сада, с волнистой проволочной сеткой и красными кирпичными столбиками.
– Пойдём с Безаковской? – спросил Стороженко Чака.
– Да.
И они свернули направо.
«Ага, – подумал я. – Значит, улица, ведущая к вокзалу, когда-то называлась Безаковской».
Вдали, за деревянным мостом, виднелся вокзал, приземистый, удлиненный, с возвышениями посредине и по бокам и с маленькими башенками на этих возвышениях. У вокзала толпились извозчики.
Слева за Ботаническим садом тянулись к вокзалу маленькие одноэтажные домики и высокие дощатые заборы, обклеенные объявлениями.
И лишь справа возвышались несколько каменных зданий, которые сохранились до настоящего времени. На одном из них красовалась вывеска «Украинский книжный магазин». Теперь на этом доме мемориальная доска – здесь бывали классики украинской литературы.
«Эх! – подумал я. – Вот бы увидеть сейчас живого Михаила Коцюбинского, или Ивана Франко, Архипа Тесленко, Степана Васильченко, Лесю Украинку».
Но ни Коцюбинский, ни Франко, ни Васильченко, к сожалению, не появлялись. Улица была пустынной. А ждать было некогда. Стороженко и Чак уже заходили в Ботанический сад.
Я полетел за ними.
Пройдя оранжерею, они вышли на безлюдную аллею.
– Ну, где тут ваше «дерево смерти»? – спросил бывший клоун.
– В овраге, – сказал Чак.
– Идите вперёд и не бойтесь, я потом появлюсь. Не бойтесь.
– Я не боюсь, – покраснел Чак и пошёл вперед.
Помня нашу договоренность не терять его из виду, я направился за ним. А Стороженко вдруг куда-то исчез.
Мы прошли по зарослям вверх и, когда уже стало видно полукруглое крыло университета с колоннами и крестом наверху, спустились в глубокий овраг.
Из чащи слышалось звериное рычание, крики каких-то загадочных птиц. Позже я узнал, что на территории Ботанического сада был тогда ещё и зоопарк, основанный в 1908 году. Только в 1913 году его перевели на Брест-Литовское шоссе, которое теперь называется проспектом Победы.
От рёва хищников вдали становилось страшно, и этот безлюдный овраг казался ещё более таинственным.
Внизу под старой ольхой стоял гимназист. Остроносый, с жиденькими белесыми волосами, расчёсанными на прямой пробор и гладко прилизанными – один его вид вызывал у меня отвращение. Настоящий слизняк!
Гимназист увидел Чака.
– Ну?!
Чак передёрнул плечами.
– Ты что? Шутишь со мной? Доиграешься! – Слимаков зашипел от злости.
И тут… Стороженко так неожиданно появился из кустов, что даже я вздрогнул. А Слимаков аж рот раскрыл.
