– Хорошая песня.
– Ага.
– Элис, а где сейчас папа?
– На улице.
– На улице?
– Снег чистит, – пояснила Элис. – Здесь столько снега навалило. У нас будет настоящее белое Рождество. Как в другой песне.
– Замечательно. Вам понравился полет?
– Угу.
– А что больше запомнилось, когда вы летели?.. Элис, ты куда пропала?
Ее девочкам нравилось отвечать на звонки и звонить самим. Однако сам процесс разговора им быстро надоедал.
– Элис! Ты что, телевизор смотришь?
– Угу.
– Поставь его на паузу и давай поговорим.
– Не могу. У бабушки нет паузы.
– Тогда выключи на несколько минут.
– Не умею.
– Ну хорошо… – Джорджи старалась говорить без раздражения. – Я по вас очень скучаю.
– Я тоже по тебе скучаю.
– Я люблю вас всех… Элис?
– Ну чего?
– Передай телефон Нуми. Я хочу и с ней поговорить.
Послышалось шарканье. Джорджи показалось, что мобильник успел побывать на полу. К счастью, связь не прервалась.
– Мяу!
– Нуми? Это мама.
– Мяу.
– Мяу. Что делаешь?
– Мы смотрим «Чипа и Дейла».
– Бабушка обрадовалась вашему приезду?
– Она сказала, что нам можно посмотреть «Чипа и Дейла».
– Хорошо. Я люблю тебя.
– Ты самая лучшая мамочка в мире!
– Спасибо. Нуми, скажи папе, что я звонила. Скажешь?
– Мяу.
– Мяу. Так ты скажешь папе?
– Мяу!
– Мяу, – ответила Джорджи, завершив звонок.
В ее мобильнике было несколько снимков девочек, и теперь она просматривала их. Джорджи терпеть не могла телефонных разговоров с детьми. Ей казалось, что они далеко-далеко от нее. Телефон заставлял ее почувствовать свою беспомощность. Если что-нибудь произойдет, он не сможет вмешаться и помочь. Однажды так оно и случилось. Джорджи позвонила домой из машины. Элис тогда была поменьше. Телефон выскользнул из детской ручонки и свалился в тарелку с кашей. Джорджи извелась, слушая, как ее дочь сопит и решает, нужно ли его оттуда доставать.
Телефон искажал голоса дочек, и те звучали писклявее. Совсем как у малышей. Джорджи слышала их дыхание и с особой остротой ощущала, до чего она по ним скучает. Она вдруг осознавала, что они могут жить и расти без нее.
Если не звонить девочкам, легче вообразить, будто на все время ее работы мир застыл в неподвижности.
Но она им звонила каждый день. Обычно по два раза.
Работа над сценарием «Бегущего времени» затянулась до позднего вечера. Кончилось тем, что Скотти заснул, упершись затылком в спинку стула. Он спал с открытым ртом. Сет не хотел его будить.
– По крайней мере, завтра нам не нужно будет его дожидаться.
Но Джорджи пожалела сочинителя острот. Она высыпала в открытый рот Скотти три пакетика подсластителя. Скотти чихнул и проснулся. Затем Джорджи заставила его выпить половину банки диетической кока-колы. Все вместе позволит ему не уснуть за рулем.
Скотти поехал домой, а они с Сетом остались. Сегодня они работали в основном над персонажами. Создавали генеалогическое древо телевизионной семьи, рисуя цветными фломастерами на белой доске. Дерево получилось раскидистым. По ходу мгновенно придумывались истории, связывающие одних родственников с другими.
Если честно, они не столько придумывали, сколько вспоминали свои прежние идеи. Некоторые оказывались безнадежно устаревшими. Хлоя решает стать эмо, но сама не понимает, кто они такие. Адам слишком горячо защищает Монику Левински. Джорджи чувствовала, что сама становится частью придуманного семейства. Она уже слышала в мозгу голоса своих персонажей.
– А ведь наше шоу заставит людей смеяться. Я это чувствую. Согласна?
Сет стоял к ней спиной, очищая стену от бумажек с отвергнутыми версиями сцен.
– Согласна. Но мы движемся медленнее, чем надо бы.
– Мы всегда движемся медленно. И всегда успеваем.
– Да. – Джорджи потерла усталые глаза.
Когда она снова подняла голову, Сет смотрел на нее и улыбался. Так он улыбался только ей: не столько ртом, сколько глазами.
– Поезжай домой и хорошенько выспись, – сказал он. – Ты едва стоишь на ногах.
Он не преувеличивал. Ей пора ехать домой.
Глава 5
Дом встретил Джорджи запертой входной дверью. В ее отсутствие никто не пытался туда влезть.
Уезжая, она из соображений безопасности кое-где оставила включенным свет. Поэтому ощущение темноты было скорее эмоциональным. Джорджи вдруг обнаружила, что не идет, а крадется на цыпочках.
– Это всего лишь я! – крикнула она.
Зачем? Просто чтобы доказать себе, что ей не страшно возвращаться одной в пустой дом.
Когда же она в последний раз возвращалась в пустой дом? Джорджи стала вспоминать. Получалось, что в этот – никогда.
В Калабасас они переехали около пяти лет назад, когда Джорджи была беременна Нуми. Прежде они жили в Силвер-Лейк, в приземистом бунгало ярко-зеленого цвета. Для семьи с двумя детьми дом был тесноват. Плюс окружение. На улице, где стояло их бунгало, было больше караоке-баров и татуировочных салонов, чем детей.
И все же Джорджи тосковала по тому месту. Не по татуировочным салонам и не по караоке-барам… Даже когда у них еще не было детей, они с Нилом не любили тусоваться. Джорджи скучала по дому. Пусть тесный, но до работы намного ближе. Ей нравился крошечный двор, поросший кустами. Во дворе торчала жакаранда с кривым жилистым стволом. Каждую весну дерево покрывалось липкими сиреневыми цветами, обильно падавшими на крышу ее старого «фольксвагена-джетта».
Тот дом они с Нилом обустраивали сами. Целый год по выходным они объезжали хозяйственные магазины и выбирали краски, споря о цвете и оттенках. Джорджи нравились яркие цвета.
– Ну сколько можно выбирать такую пестроту? – не выдерживал Нил.
– Я не хочу жить в доме с унылыми тусклыми стенами.
– То, что я предлагаю, не унылые и не тусклые, а пастельные тона. У тебя просто искаженное восприятие цвета.
– Откуда это у меня искаженное восприятие цвета?
Нил почти всегда уступал Джорджи, и потому их дом в Силвер-Лейк больше напоминал жилище героев мультика «Яркая радуга». Места, покрашенные Джорджи, можно было отличить по небрежным краям и углам. У нее никогда не хватало терпения красить как следует.
