Учитель говорил, что когда-то Зыбун считался лечебным сапропелевым озером. И называлось оно даже как-то иначе — более мирно. Рачки тут хитрые обитали, рыбешка всякая, щуки. Ну а илом можно было тело натирать и вроде как излечивать разные хвори. Народ сюда табунами съезжался — рыбу ловил, костры жег, в иле бразгался. Кто поумнее — с флягами приходил да с ведрами, чтобы, значит, ила начерпать. Ну а рядом предприятие какое-то шуровало, химики свалку отходов организовали совсем близко от воды. Поначалу-то ничего, жители только роптали. А потом, когда завод переоснастили, он такую муть погнал, что живо затопил все свалочные котлованы. И вся эта, значит, бурлящая пакость начала разливаться по полянам, потихоньку приближаясь к озеру. Кто-то возмущался, местные даже плотину пытались строить. Только там кислота какая-то перла, и ничто ее сдержать не могло. Когда грязная пузырящая масса соприкоснулась с озером, пар аж до небес взметнулся. Только тогда чиновники обеспокоились, взялись спасать озеро. Словом, история там долгая, но мудрили не только с химическим составом, но и с биофлорой озера. Что называется, домудрили. Получили, по словам, Хобота нечто настолько уникальное, что и с загрязнением покончили, и с самой свалкой. Озеро Зыбун тихой сапой все растворило, и до заводика добралось. То ли по подземному тоннелю, то ли ручейком каким дотянулось, только однажды утром, стены заводика начали одна за другой рушится. И лаборатории, и агрегаты с трубопроводами — все пропало за считанные дни. С озером потом кучу опытов проводили, пробы брали, увозили куда-то. А после тотальной чипизации все поуспокоилось.
Не знаю уж, что мы тут ожидали увидеть, но в целом озеро никого не впечатлило.
— Лужа и лужа! — определил Дуст и первым швырнул в озеро камень. Булыжник булькнул, не породив никакого возмущения.
— А блинчики слабо? — Мятыш подскочил чуть ближе и, выбрав камень, смахивающий на диск, послал его вдаль. Получилось не слишком умело, но каменюка неожиданно запрыгала по воде, послушно «выпекая» блинчик за блинчиком.
— Один, два, три, четыре… — скороговоркой зачастил Мятыш.
— Ага, триста сорок шесть, как с куста, — хмыкнул Хома.
— Ну, штук десять-то точно получилось! — возмутился Мятыш. — А может, и двадцать…
— Двадцать, говоришь? — Хома ревниво подобрал подходящий камешек и метнул его хлестким движением. Я ахнул. Точного количества блинчиков никто, конечно, не сумел определить, но десятка два он перекрыл наверняка.
— Ни фига себе!
— Коэффициент поверхностного натяжения, — объяснил Скелетон. — Озеро, с одной стороны, скользкое, с другой — тягучее. Все равно как масло. Вот камни и скачут здесь почище лягушек. Кстати, вы поосторожнее с этой водицей, она фабрику сглодала. И кожу, верняк, разъест.
— Думаешь, это кислота? — Кайман с опаской приблизился к озеру.
— Если как-то она справляется с грязью, значит, кислотная составляющая точно есть. Кроме того, Хобот говорил, что ученые и контактировать с озером пытались. На полном серьезе! Типа, все эти рачки стали со временем коллективным разумом — ну и, значит, разговоры с ними разговаривать можно.
— Ага, и беседы беседовать… — фыркнул Дуст. — Сказки, скорее всего. Было бы так, тут давно бы научный центр отгрохали.
— Ты думаешь, кому-то интересен иной разум? — Гольян криво улыбнулся. — Это мы только трепаться любим про братьев, значит… По разуму и картишкам. А если встречается что-нибудь похожее на нас, так сперва за лазерные пушки хватаемся.
— Так ведь правда, о чем с нами разговаривать? — Скелетон задумчиво присел на корточки. — Ну, то есть, если оно разумное, значит. Мы о своем думаем, озеро — о своем. Где они — точки соприкосновения?
— Сейчас мы как раз можем думать об одном, — возразил я. — Мы, к примеру, про озеро гадаем — живое оно или не живое, а оно — про нас. Типа, пришли тут бараны какие-то, носятся по берегу, камни кидают. И чего им надо?
— Ну ладно, пусть даже так, — Скелетон с усмешкой покосился на меня. — Но точки соприкосновения где?
— Точки соприкосновения — это мои каменюги! — крикнул Мятыш и запустил в озеро очередной диск. — Гля-ка, ну, прям совсем крутояровски! Десятка три блинчиков, не меньше.
— Ага, рассказывай…
— Чего рассказывай, сам посчитай. Или твои дохлые лепешенции или мои — жирные да пузырчатые.
— Мели, балабол… — Дуст сосредоточенно и зло метал камень за камнем. Выходило у него явно лучше, но восторги вызывал отчего-то Мятыш. Дуста это злило.
— Разведрота стрельбу закончила! — доложил Мятыш и прищелкнул каблуками. — Приступить к химическим опытам! Есть, приступить…
Опыты, впрочем, уже проделывали другие ветераны Ковчега. Приблизившийся к самой воде Гольян вдумчиво изучал поверхность озера, о наблюдениях своих тут же сообщал Скелетону:
— Видимость почти нулевая. Муть полная. Та-ак, а вязкость… Ну, если палкой мешаю — похоже на кисель.
— Ты аккуратней там! — предупредил Скелетон.
— Думаешь, монстры выскочат или озеро плюнет волной?
— Ну, мало ли…
— Брось, Хобот же толковал, люди до сих пор эту воду как лечебную используют. Всякие там грязевые ванны…
— А как тогда эта грязюка стены, по-твоему, растворяет?
— Да враки это! Подмыла снизу, и рухнуло все. Озеро тут ни при чем. Есть же мертвые моря. Или озера супер соленые. Тоже полезные, между прочим. Пока народ не чипировали, все лечились, как миленькие.
Метать камни в озеро надоело. Шишкой Хома бросил в Каймана, попал в ухо. Кайман подхватил увесистый сук, погнался за обидчиком. Тошиба сидел у сосны, томно обмахиваясь листом лопуха, Викасик и вовсе расстелила на траве куртку и разлеглась на ней, раскинув руки. Гольян, между тем, бросил в воду пук травы, чуть позже окунул лист подорожника.
— Ноль эмоций, фиг движения! — прокомментировал он.
— Ты настоящий мусор брось, тогда и посмотрим.
— А где я тебе возьму настоящий мусор?
— Может, оно уж выдохлось? — предположил я. — Любая кислота — да еще на открытом воздухе — сто раз распадется на составные элементы. А тут ведь ручьи, дожди.
— Чего ж она вязкая такая?
— Ну мало ли…
— А если это и впрямь разумное биосущество, то что ему интересно будет от нас услышать?
— Да ничего, — сонно пробормотала Викасик. — Спит оно, а мы его будим.
— Тоже интересная мысль, — кивнул Скелетон. — Значит, можно попытаться разбудить его.
— Ну разбудишь, а о чем говорить-то? — усомнился я.
— Да ведь оно ничего такого и не видит — небо да берег, — не согласился Тошиба. — Разве ему не интересно будет узнать, где мы живем, чем занимаемся?
— А тебе интересно, какая у озера глубина, как эти рачки информацией между собой обмениваются? Или, к примеру, как они мусор научились растворять?
