Она не сводила с него взгляда. У него самые красивые на свете голубые глаза.
— Знаешь, — пробормотал он, — ты приехала посмотреть на землю, и я вроде бы не приглашал тебя на свидание, но…
Элайз ждала, приоткрыв губы и надеясь, что они думают об одном и том же.
— Знаешь, я хочу тебя поцеловать, — признался Зейн и медленно провел костяшками пальцев по ее щеке.
— Но ты за весь вечер так и не поцеловал меня.
— Непростительное упущение.
Элайз засмеялась. Его охрипший голос привел ее в трепет. Она никогда раньше не разговаривала о поцелуях. А тем более — с потенциальным клиентом. У нее пересохло в горле.
— А что, если девушка сама ждет поцелуя? прошептала она.
Он еще ближе придвинулся и не сводил с нее глаз.
— Тогда я отброшу все сомнения и поцелую ее.
Элайз, будто загипнотизированная его запахом, его близостью, закрыла глаза и подняла подбородок. Руки Зейна обвились вокруг ее талии, а губы принялись ласкать ее рот. Искушающе и требовательно. Казалось, искры буквально летают между ними. Это был самый восхитительный поцелуй в ее жизни.
Но не самый долгий.
— Боже, мне не следовало этого делать, — прошептал Зейн, не выпуская ее из объятий.
— Что ты имеешь в виду? — Элайз вскинула ресницы и посмотрела на него. Пожалуйста, пусть он будет не женат, мысленно молила она.
— Ничего, — вздохнул он.
— Но ты ведь не женат? — с усилием спросила молодая женщина.
— Никогда не был, — покачал он головой. — Собирался, но… Долгая история. — Он отступил и выпустил ее из объятий. — Так ты приедешь ко мне есть раков?
Элайз отперла дверь машины, у нее еще кружилась голова. Поцелуй Зейна околдовал ее, она чувствовала эйфорию.
— Обязательно, — услышала она свой голос. Черт с ней, с работой!
Когда Элайз вошла в свою квартиру, звонил телефон. Может быть, опять Зейн?
— Алло? — Она уронила сумочку на стол.
— Элайз Энн?
— Отец. — Ей не удалось сдержать легкий вздох разочарования. В данный момент ей было так хорошо, что она испытывала отвращение к разговору со старшим Монтгомери. Каким-то образом он всегда умел заставить ее чувствовать себя маленькой и несмышленой.
— Я пытался застать тебя в офисе, — начал он. Но тебя там не было. Показывала недвижимость?
— Именно. — Она достала из холодильника бутылку воды. Это не совсем ложь. — Как ты?
— Занят. Готовлюсь к очередной встрече акционеров. Ты знаешь, для меня это тяжело. Я сегодня ночью долго размышлял и пришел к выводу, что если бы ты была здесь, — он подчеркивал голосом каждое слово, — ты бы помогала мне управлять бизнесом, как тебе и полагается. Ты могла бы снять с меня часть груза.
Опять за старое. Как заигранная пластинка.
— Отец, я агент по торговле недвижимостью. Я ничего не понимаю в нефтяном бизнесе.
— Ты умеешь хорошо работать, — ворчливо проговорил он. — Сколько раз в этом году ты выигрывала у себя в офисе звание лучшего продавца месяца?
— Каждый месяц, — спокойно ответила Элайз.
— Пять месяцев подряд. И когда будут подведены итоги июня, уверен, ты победишь и в шестой раз. Это у Монтгомери в крови. Тяжелая работа и самопожертвование.
Она смотрела через кухонную дверь в гостиную на свой красивый ковер, на красивую мебель. Глядя на эти вещи, она не получала и половины того удовлетворения, как когда сегодня вечером сама поймала нескольких раков. Она могла тысячу раз сидеть на кушетке, обтянутой дамасским шелком, и у нее не будет такого хорошего чувства, как после единственного поцелуя Зейна.
— У меня есть новости, — сменила тему Элайз.
— Твои работодатели поняли, что наступило время сделать тебя партнером?
— Я встретила симпатичного парня. — Молодая женщина сбросила теннисные туфли и прошла через гостиную и холл в кабинет.
— Я уже говорил тебе, Элайз Энн. Свидания напрасная трата времени. Моника и я заполняем бумаги для развода.
Моника была четвертой женой отца. Элайз видела ее один раз — на свадьбе. Она превосходно подходила отцу, холодная рыба.
— Печально это слышать, — вздохнула Элайз.
Слова были искренни. Она жалела отца, потому что знала, как он одинок. Только он сам не понимал этого.
— Слава Богу, у меня хватило здравого смысла еще перед свадьбой разглядеть уловки ее адвоката. Они ничего не получат. Но я должен прощаться. Звонок из Калифорнии.
— Конечно, спасибо, что позвонил, — сказала дочь.
— Пока, все будет хорошо.
Отец повесил трубку, а она еще послушала гудки в телефоне, потом положила трубку на стол. Интересно, что бы сказал отец, если бы она сообщила, что Зейн фермер, который выращивает цыплят.
Взгляд переместился от телефонной трубки к «Руководству». Рядом с ним список качеств.
Элайз подвинула его к себе, минуту посомневалась, потом взяла в руки маркер. В детском стремлении отомстить отцу и всему, что ценит Эдвин Монтгомери, под заголовком «Карьера» она написала «Фермер, выращивает цыплят». Затем внимательно изучила обе стороны листка.
Там не упоминались качества «доброе сердце» или «сентиментален». Ей предлагалось указать название модели машины, которую водит Зейн, сколько у него акций и сколько раз он был разведен. Но там не было графы, чтобы написать, что мужчина тридцати пяти лет хочет купить ферму, где прошло детство его дедушки. Своим четким почерком Элайз написала вверху первой страницы: «ДОБРОЕ СЕРДЦЕ. ДЕСЯТЬ ДОБАВОЧНЫХ БАЛЛОВ!»
Глава четвертая
Стили жизни мужчины и женщины должны быть максимально близки друг другу. Одинаковое воспитание само по себе ведет к успешным отношениям и успешному браку.
Цитата из «Руководства» На следующий день Элайз встала со странным чувством, что ее жизнь изменилась. Утром она позанималась в гимнастическом зале, потом убрала квартиру. Быстро, но тщательно. Кафель в ванной аж искрился от чистоты. Затем она долго лежала в ванне и читала женский роман. В двенадцать тридцать она взяла из холодильника маринованные грибы — одно из немногих кушаний, которое умела сносно готовить — и отправилась к Зейну.
Элайз не позвонила в офис и не прослушала свой автоответчик. Какое счастье — хоть раз в жизни забыть о работе! Ей хотелось попытаться стать такой, какой, как ей казалось, она должна быть. Если бы о ее «прогуле» узнал отец, трудоголик с семидневной рабочей неделей, с ним случился бы удар. Наверное, это первая суббота, когда она не работает. Ее шестидневные рабочие недели начались в шестнадцать лет, когда она пришла в офис отца разбирать бумаги.
