На заметку
Страх и тревога возникают у нас в ситуациях опасности,угрозы. И мы способны испытывать эти эмоции только до тех пор, покарассчитываем на спасение. Как только мы убеждаемся в бесперспективности любыхпопыток избежать встречи с этой угрозой, страх улетучивается. Его местозанимает ощущение беспомощности — мы перестаем испытывать страх, склоняемголову и отдаемся на милость победителя. Теперь наш риск погибнуть от этойугрозы увеличивается, но зато можно быть уверенным, что, по крайней мере, самисебя мы своей тревогой не уничтожим.
Сам того не подозревая, человек, думая подобные пакости,защищает себя от мучительного чувства тревоги, формулирует для себя канонбезвыходности: если все так плохо, значит, можно ничего не предпринимать,потому что бессмысленно. Причем думает он в своей депрессии сильно,самозабвенно, последовательно, как никогда в жизни, автоматически! И эти«хульные» мысли депрессивного больного, подобно снежному покрывалу, застилаютсобой пики тревоги, сглаживают ее остроту, приносят успокоение.
Да, способы, которыми наш организм готов защищаться оттревоги, поражают воображение! В ход идет, по сути, варварский завет: «Чемхуже, тем лучше!»
Неизбежность, безвыходность, бессмысленность, как это нипарадоксально, лучшие лекарства от тревоги. Тревога всегда ищет выход испособна загнать ищущего в его поиске до смерти. Теперь же, благодарядепрессивным суждениям, это бегство заканчивается, обороты снижаются, на душестановится легче.
Вследствие депрессии тревога, конечно, субъективно станет меньше,но ведь общее состояние человека от этого не улучшится. Более того, возникшаяпассивность «избавит» больного от необходимости принимать какие-либо решения, аэто ведет к застою, к стагнации. Ситуация не будет меняться, и все причины,которые привели к возникновению этой тревоги и этой депрессии, останутся какесть, продолжая действовать. Возникает порочный круг: с одной стороны,депрессия становится даже приятной, желанной, поскольку она уменьшаетинтенсивность тревоги, с другой стороны, состояние будет продолжать ухудшаться,потому что ситуация, из-за бездеятельности человека, заходит в настоящий тупик!Воистину прав был Оноре де Бальзак, когда писал: «Ничто так не пьянит, как виностраданья!»
Возбуждение и торможение
Как же возникает открытая Мартином Селигманом «выученнаябеспомощность»? Ответ на этот вопрос дает не американец, а русская наука. То,что нервная система имеет свойство возбуждаться — ни для кого не секрет, однакоже тот факт, что эта система сама по себе может еще и тормозиться, долгое времяоставался загадкой.
Путь от амебы к человеку казался философам очевиднымпрогрессом — хотя неизвестно, согласилась бы с этим мнением амеба.
Бертран Рассел
Вопрос о торможении был поставлен великим русским ученым —Иваном Михайловичем Сеченовым. Позже это учение будут развивать Н. Е.Введенский, И. П. Павлов и А. А. Ухтомский, именно они докажут, что торможениене менее, а может быть даже и более важная функция нервного аппарата, нежеливозбуждение.
Торможение — это отнюдь не результат утомления, это иная,крайне специфическая форма активности. И если процессы возбуждения продуцируютнекую деятельность в ответ на тот или иной раздражитель, то торможение,напротив, удерживает, блокирует такое действие.
По сути дела, у собак с «выученной беспомощностью» тревога,развившаяся на фоне стресса, начинала тормозиться, блокироваться. И это,разумеется, большой плюс для организма. Однако есть у этого плюса, как и улюбой медали, обратная сторона. Развивающееся в мозгу торможение не можетограничиться одной только тревогой, оно распространяется и на другие сферыдеятельности живого существа. Вот почему этот изначально защитный механизмвпоследствии оказывается губительным.
В человеке, находящемся в депрессии, внутреннее напряжениестоль велико, что возникает перегрузка, и в какой-то момент, можно сказать,вылетают пробки. В результате у депрессивного больного тормозится не только еготревога, но и деятельность в самых разных сферах его жизни — снижается аппетит,вследствие чего он худеет, либидо, а потому у него пропадает сексуальноевлечение, приходит в негодность внимание и память.
Первое, о чем скажет депрессивный пациент своему врачу, этоне то, что у него снижено настроение (данное обстоятельство беспокоит его какраз в самую последнюю очередь), нет, он поделится с врачом своим удивлением. Онудивляется сам себе — у него пропали желания, он больше ничего, вообще ничего,не хочет, его ничто не радует и не интересует, развивается ангедония —состояние неспособности получать удовольствие. Почему? Именно вследствие тогоизначально защитного торможения, которое попыталось защитить его от тревоги, ав результате — защитило от самой жизни. Утрата чувства удовольствия, чувстварадости — мучительна. Вспомните сказку о проданном смехе, и вам все станетпонятно: подобное существование, лишенное активности, радости, удовольствия,необычайно тягостно.
Так что человек, попадая в руки депрессии, с одной стороны,защищает себя от разрушительной тревоги, а с другой стороны, напротив, вбуквальном смысле этого слова, подставляет себя. И мы должны понимать, чтокогда мы начинаем бороться с депрессией, мы боремся не просто с врагом, но сврагом, к помощи которого мы когда-то прибегли, а потому не можем в одночасьевыйти из заключенного с ним союза.
С другой стороны, будучи подавленными, заторможенными, мы неимеем и достаточных сил, чтобы справиться с депрессией. Можно сказать, чтопроцессы торможения положили наши силы на депонент, то есть эти силы у нас какбы есть, но воспользоваться ими весьма и весьма затруднительно. В этом-то,собственно, и состоит основная проблема депрессии — человек оказался в ситуациивыраженного дефицита сил, и даже теми силами, которые у него остались, онвоспользоваться не может. Разумеется, все это только усиливает чувствобезысходности.
Истощение нервных клеток
Что ж, после того как мы, более или менее, разобрались сдепрессией, возникшей на фоне острого и тяжелого стресса, самое время перейти ктой депрессии, которая развивается подспудно, как следствие, возможно, менеетяжелого, но зато хронического стресса. Такая депрессия встречается чаще, и какправило, мы даже не замечаем, как оказываемся у нее в плену.
Если в нашей жизни случилась настоящая трагедия, то все,вроде бы, понятно — причины ясны. Когда же у нас хронический стресс — на работедела не ладятся, дома все не слава богу, кроме того, врачи нашли у нас какое-тозаболевание — одной причины нет, наш враг словно бы размывается. Спросите усебя — в чем проблема? И ответа не последует. Плохо, а почему — неизвестно.
Хронический стресс мы с вами испытывали на протяжениипоследних десяти-пятнадцати лет, так что этот вариант развития депрессииявляется у нас, что называется, хитом сезона, шлягером десятилетия. Психологическийстресс далеко не всегда бывает явным, очевидным, острым. Зачастую, и многие изнас хорошо это знают по собственному опыту, его сила определяется неинтенсивностью, а скорее, длительностью — тем, сколько он тянется. Что можетбыть хуже постоянного служебного конфликта или многолетних семейных неурядиц?Часто мы свыкаемся с неизбежностью подобных жизненных тягот: «А кому сейчаслегко?» Но весь этот пессимистический пафос вовсе не означает, что мы перестаемна них, на эти тяготы, реагировать — тревожиться, раздражаться, переживать. Вконечном счете подобная внутренняя работа приводит к переутомлению, котороезачастую квалифицируется как неврастения[6].
