— Конечно, нет. И восемь лет назад было так же. Но то, что случилось между нами, значило для меня многое.
— Почему ты так против женитьбы и детей? Вполне нормальные вещи.
Он наклонился к ней.
— Это длинная история, и я не собираюсь ее рассказывать.
— Если я все правильно понимаю, я отправила одно из писем в дом твоих родителей. Возможно, кто-то из них рылся в твоей почте. Они тебя ненавидят? Вот в чем проблема?
— Уволь меня от этого разговора, — сказал он неузнаваемым голосом.
— Значит, ты будешь заложником своих родителей до конца жизни? — крикнула она, внутренне удивляясь, за кого больше борется — за себя или за Маризу?
— У тебя нет никакого права задавать мне такие вопросы!
Но у нее были все права. Потому что с тех пор, как Мариза пошла в школу, у нее все чаще возникало желание иметь папу, ведь у всех остальных детей были полноценные семьи. К сожалению, Лия не могла выполнить желание дочери.
Отец Маризы стоял перед ней. Непреклонный и враждебный. Она сказала, даже не пытаясь скрыть досаду в голосе:
— Очень хорошо. Я сделаю все возможное, чтобы не попадаться тебе на глаза. Прощай, Сэт. Желаю всего хорошего.
Он не пытался ее остановить. Ее лицо было непроницаемым, напряженным и пустым.
У нее окончательно пропал аппетит. Лия поторопилась обратно в свой домик. Там ничего не изменилось. Это она изменилась.
Единственный мужчина, с которым она спала за последние восемь лет, только поцеловал ее. Они не поженятся, даже не будут встречаться. И, конечно, ему не нужны дети от нее. Как ей стало больно, когда она это осознала.
Когда Мариза впервые спросила о своем отце, Лия ответила:
— Мы встречались всего лишь раз, Мариза. Он не мог на мне жениться, и мы больше не общались.
— Он был милым? — поинтересовалась четырехлетняя девочка с большими глазами.
— Очень милым.
Раньше или позже, он все равно прочитает о ней в прессе. Хотя Лия и пыталась держать Маризу как можно дальше от журналистов, все равно пресса знала о существовании ее маленькой дочки. Не лучше ли тогда будет рассказать ему все сейчас, пока он не узнал об этом чисто случайно?
Она не знала, как поступить. Может быть, узнав все, он не захочет ничего менять: если он не хочет иметь детей, он вряд ли обратит особое внимание на существование Маризы.
Лия сжала зубы. Она будет презирать Сэта, если он так поступит с их дочерью.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Сэт завтракал в одиночестве. Он правильно сделал, что исключил Лию из своей жизни. Но тогда почему же он так ужасно себя чувствовал?
Он раздраженно шелестел газетой, пытаясь сконцентрироваться на последнем восстании на Филиппинах. Но он не мог забыть лицо Лии.
Сейчас он хотел ее так, как не хотел еще ни одну женщину в мире.
Не в силах побороть в себе это желание, он из ресторана направился к домику. Он остановился на крыльце, прислушиваясь к музыке. В ней были такие же неуверенность и безрадостность. Но с каждой нотой он убеждался все больше — Лия написала тогда эти письма. Значит, она хотела поддерживать с ним связь. Теперь неудивительно, что она так бесилась, когда они впервые встретились здесь, на острове.
Ему необходимо было сказать, что он ей верит. Входная дверь была не заперта. Сэт вошел. Ее ноутбук стоял на столе, на мониторе высвечивалось множество нот. Она, должно быть, в спальне. В этот момент она начала играть модерн после трогательного Чайковского. Сэт забыл, что это был не его дом. Автоматически он нажал знак пробела на компьютере. На экране появилась фотография, которая отвлекла его от музыки. Маленькая девочка в ночной рубашке улыбалась ему с экрана. Очень милая девочка, с кудрявыми каштановыми волосами и зелеными глазами — такими же, как и у него.
Сэт опустился в ближайшее кресло, не отрывая взгляда от монитора. Девочка наклонила подбородок так, как часто делает и сама Лия. Ребенок Лии... Может, и его тоже?
Той ночью он не предохранялся. Эта девочка вполне могла быть его дочерью. Так вот почему Лия написала ему два письма, учитывая, что одно может где-то затеряться!
Глаза этой девочки, эти зеленые глаза... Оказывается, он стал отцом.
Его сердце бешено колотилось, как будто он добежал с одного конца острова до другого. Его руки похолодели. Уже семь лет он был отцом и не знал об этом. Семь длинных лет...
Она вошла в гостиную. Увидев его, она словно окаменела.
Сэт! В ее доме. Напротив ее компьютера с фотографией Маризы. Она набрала в грудь воздуха и сказала, пытаясь говорить помягче, но ее голос звучал бессердечно:
— Она твоя дочь, Сэт.
— Я уже догадался, — наконец-то смог произнести он.
— Вот о чем я написала тебе в тех двух письмах спустя два месяца после нашей встречи. Хотела сообщить, что я беременна. Но ты не получил моих писем.
— Я их действительно не получил. Но я верю, что ты их написала. Как ее зовут?
— Мариза. Ей семь.
— Она знает обо мне?
— Не совсем... Когда она впервые спросила о тебе, я сказала, что очень плохо тебя знаю и ты не мог на мне жениться. Она никогда не спрашивала, как тебя зовут.
— Ты собиралась рассказать мне обо всем когда-нибудь в будущем?
— Не знаю.
Вся его злоба куда-то исчезла.
— Ты должна была мне сказать в ту минуту, как мы только встретились! Мне необходимо увидеть Маризу.
— Не торопи меня!
— Семь лет, Лия! Меня обманывали все это время. А теперь ты говоришь мне, что я тебя тороплю?!
— Обманывали? Но ты же не хочешь иметь детей!
— У меня уже есть дочь, хочу я этого или нет.
Его глаза сверлили ее.
— Кто сейчас с ней?
— Няня, хороший по совместительству друг. Мариза обожает ее. Нэнси настаивает, чтобы раз в году я выбиралась куда-нибудь отдохнуть на несколько дней. Без концертов, без дочери.
— Значит, Мариза остается дома, когда ты гастролируешь?
— Это что, допрос, чтобы понять, хорошая ли я мать?!
Он подступил ближе.
— Нет, извини. Я совсем не то имел в виду. Я вовсе не сомневаюсь, что ты лучшая мать на свете!
Она положила голову на его плечо.
— Иногда бывает тяжело. Гастроли изматывают. Если я уезжаю надолго, иногда они с Маризой ездят со мной. В противном случае Мариза остается дома — я пытаюсь, чтобы она жила нормальной жизнью. Но я не могу бросить музыку!
Он засмеялся.
— Она музыкальна?
— Не может сыграть и ноты. Но она обожает книжки и уже написала около десяти собственных историй.
