— А что вы хотите на завтрак? — спросила экономка, укладывая бекон на разогретую сковороду. — Пару яиц и немного ветчины и, может быть, кусочек поджаренного хлеба?
Тамара ахнула:
— Боже мой, нет! Дома по утрам я пью только фруктовый сок и кофе. Это мой обычный завтрак.
Миссис Лири выглядела шокированной, а отец Донахью, который в этот момент входил в дверь, заметил:
— Я так и знал, миссис Лири. Увы, девушка скоро перестанет есть совсем! Но мы должны постараться, чтобы она немного пополнела.
Тамара улыбнулась:
— Доброе утро, отец!
— Как ты спала, хорошо?
— Замечательно! — призналась Тамара, которая думала, что после вчерашних событий пролежит без сна полночи.
— Вот и славно. Это, конечно, воздух. Очень укрепляет нервы. Ты ведь съешь со мной яйцо и немного бекона, Тамара? Я не люблю есть один.
Тамара застенчиво рассмеялась.
— Хорошо, — согласилась она, чувствуя, что голодна. — Но если я наберу вес, вам придется оплачивать счета моей консультации!
Отец Донахью весело расхохотался, и даже ее манера одеваться, которая раньше могла бы вызвать у него некоторое возражение, никак не подействовала на него. Он лишь слегка покачал головой.
После завтрака, когда отец Донахью отправился в свой маленький кабинет и сел за работу, Тамара надела оранжевый плащ, цвет которого почти сливался с ее волосами, и вышла из дома. Она чувствовала, что на этот раз оделась лучше и может без лишней неловкости встречаться со знакомыми людьми. Тамара чувствовала себя так свободно этим утром, что даже захватила свой альбом для эскизов.
Она прошлась по деревенским лавкам, купила сигареты, перекинулась парой слов с владельцем лавки и, подумав, что это даст ему пищу для сплетен с покупателями на всю остальную часть дня, быстро пошла вдоль причала, а затем поднялась по пологой тропинке, которая вскоре привела Тамару к коттеджу, где она родилась.
День был холодным, легкий морозный туман закрывал горизонт, а над головой ветер гнал тучи, вот-вот грозившие разразиться дождем. Поднявшись вверх, Тамара посмотрела на маленькую гавань, в которой стояли на причале рыбацкие лодки. Рыболовство было, собственно говоря, единственным промыслом в Фалкон-Уэрри, но даже и оно не играло большой роли. Большинство мужчин, не имевших собственных лодок, работали в поместье Фалкон, выращивая скудный урожай на этой почти бесплодной земле. Здесь разводили и скот, который обеспечивал жителей мясом, молоком и сыром, а также давал определенный доход владельцам Фалкона.
Нельзя сказать, чтобы Росс Фалкон целиком зависел от доходов со своего поместья. У семейства всегда были средства и капиталовложения, которые, очевидно, приносили дивиденды. Кроме того, Росс был историком и много писал о своей стране. Он опубликовал несколько книг, которые Тамара всегда стремилась приобрести, даже после отъезда из Фалкон-Уэрри. Одна из них была отмечена организациями просвещения и стала бестселлером. Именно этот его интерес к сочинительству, жилка творчества, послужил основой их отношений. Он поощрял ее занятия живописью, увидев ее талант задолго до того, как она осознала его сама.
Она встряхнулась. Все это было в прошлом. Какой бы интерес Росс к ней ни испытывал, она уже многим заплатила за это.
Дверь в коттедж оказалась незапертой и распахнулась, повиснув на петлях, с тихим скрипом. На полу что-то зашуршало от ветра, поднялась пыль, будто она потревожила неведомых обитателей. Тамара вытерла окно тряпкой, и в домике слегка посветлело. Внезапно стекло закрыла сетка начавшегося дождя. В комнате было холодно, и она слегка дрожала, кутаясь в свой плащ, стараясь прогнать озноб и избавиться от холода как внешнего, так и внутреннего, вызванного как прошлым, так и настоящим. Входная дверь за ней захлопнулась, перекрывая путь сырости. Тамара открыла вторую, осторожно вошла в кухню и обвела ее глазами.
Она увидела пустую раковину, кран над ней заржавел и был покрыт паутиной, стол, не выскобленный и грязный, стол, за которым она обычно обедала вместе с дедом и бабушкой. Тамара подумала, насколько было бы все по-другому, если бы жива была ее мать. Наверное, даже хорошо, что она умерла. Отец ее никогда не поселился бы здесь надолго. Он был человеком совсем другого склада. Она почувствовала это с первых же минут возникших между ними отношений.
Внезапно в другой комнате послышался какой-то звук. Волосы на затылке Тамары зашевелились. Она застыла, тут же вспомнив рассказы бабушки о жизни после смерти и с ужасом ожидая появления призрака.
Дверь на кухню открылась, прервав ее мысли, и ударилась о старую железную печь. Тамара вскрикнула. Сердце ее заколотилось так, что перехватило дыхание, и она невольно поднесла руку к горлу. На пороге стоял и молча смотрел на нее не призрак, а маленький ребенок, которому было на вид не больше пяти-шести лет.
Сначала Тамара даже не могла понять, кто это, но спустя мгновение все же решила, что это существо женского пола с давно не видавшей расчески копной черных кудрей — не мальчик, а девочка. В грубых джинсах, мятой рубашке, незастегнутом и свисавшем с плеч старом бесформенном плаще она казалась беззащитной и одинокой. Тамара шагнула к ней:
— Привет! — Она улыбнулась, стараясь придать голосу бодрость. — Ты кто?
Ребенок молча отпрянул, испугавшись этого вопроса и стараясь сообразить, кто такая Тамара — друг или враг.
Тамара смотрела на девочку, раздумывая, чьим ребенком она могла быть. В деревне она встретила множество детей самого разного возраста, наверное, кто-то из них видел, как Тамара направлялась сюда, и увязался за ней следом.
— Как тебя зовут? — повторила Тамара, присев на корточки и ласково заглядывая девочке в глаза. — Я — Тамара. Я жила здесь раньше, но очень давно. Может, даже еще до того, как ты родилась.
Малышка отскочила еще дальше, почти на середину комнаты. Тамара вздохнула и поднялась. Она всегда очень ладила с детьми и пыталась придумать что-то, чем можно было бы привлечь эту девочку. Вдруг она вспомнила о своем альбоме для эскизов и карандашах, которые оставила на столе. Она схватила и то и другое, не обращая внимания на то, что девочка, настороженно следившая за ней, пробиралась к двери, готовая стремглав убежать, если это будет нужно.
— Смотри, — сказала Тамара, снова присев на корточки и быстро набрасывая рисунок. — Смотри. Видишь, кто это?
Ей потребовалось всего несколько минут, чтобы набросать черты ребенка так, что их можно было узнать. Она протянула альбом девочке. Та упиралась и не решалась взять его в руки, но когда Тамара положила альбом на стул и отступила, ребенок с любопытством подошел и уставился на рисунок.
Тамара ожидала, что последует хоть какая-то реакция — возглас удивления, улыбка, — но девочка не сказала ничего, просто посмотрела на рисунок, а затем вырвала из альбома листок с рисунком и быстро спрятала его в карман своего плаща.
Тамара пожала плечами. Совершенно очевидно, что девочка, кем бы она ни была, не собиралась устанавливать дружеские отношения. Она вернулась на свое место у двери и смотрела оттуда на Тамару своими черными глазищами, в которых сквозило что-то странно знакомое, но что именно, Тамара не могла понять.
