Пол наклонил голову набок, его серые глаза внезапно стали дымчатыми.
— Дело не в еде, ты ведь знаешь. Главное — увидеть тебя.
— Спасибо.
— За что? — прозвучало в ответ почти жалобно. — За то, что усложнил тебе жизнь?
Кессиди покачала головой и, протянув руку, погладила его подбородок.
— За то, что появился в ней.
— Ненадолго, — мягко произнес он, и его улыбка была печальной.
— Я знаю, но это не страшно. Лучше немного, чем ничего.
Пол потянулся к ней со стоном, в котором звучали одновременно и боль, и благодарность. Она легко скользнула в его объятия, словно делала это уже миллион раз. Он прижался щекой к ее щеке и долго стоял так. Наконец отстранился и сказал:
— Бог мой, я эгоистичный уб…
Девушка прижала пальцы к его губам.
— Нет, ты просто загнан в угол, а я знаю, каково это.
Пол взял ее лицо в свои руки, нежно поцеловал в губы и быстро сделал шаг назад.
— Спокойной ночи.
Кессиди закрыла за ним дверь и обхватила себя руками. Ее мать часто говорила, что Кессиди просто обожает страдать и ее роль — роль жертвы. Видимо, она была права, подумала девушка.
Естественно, мать появилась в кухне, когда та была полна чада и дыма от жарящегося бекона. Она вошла через черный ход, бухнула на пол свою плетеную соломенную сумку и уперла руки в бока, приняв знакомую Кессиди воинственную позу. Ее длинные пепельные волосы были заплетены в косу, перекинутую через плечо. На ней была старая мужская рубашка, длинная юбка в складочку и теннисные туфли.
— Что ты задумала? — требовательным тоном спросила она. — Собираешься сжечь дом или отравиться?
— Пытаюсь приготовить завтрак для друга, — отозвалась Кессиди, сдувая упавшую на глаза прядку.
— Ну почему ты не можешь хоть раз в жизни прислушаться ко мне и понять, что потребление мертвых животных убивает тебя? — привычно возмутилась Анна.
«Мне что, надо есть живых?» — подумала Кессиди, но удержала язык за зубами. Среди прочих непревзойденных достоинств Анны было ее умение спорить.
— Это мужчина, — заявила мать, несколько шокированная. — Ты будешь завтракать с мужчиной.
— Я буду завтракать с другом, — объяснила Кессиди, осторожно размешивая соус и одновременно проверяя печенье в духовке.
— С другом-мужчиной, — настаивала Анна.
— Нельзя сказать, что у меня не было их раньше, — заметила Кессиди.
— За завтраком?
Кессиди закатила глаза.
— Он не проводил здесь ночь, если ты на это намекаешь.
— Ты знаешь, я ни на что не намекаю, — язвительно парировала Анна. — Я говорю прямо, руководствуясь голосом разума. Жизнь слишком коротка, чтобы намекать, подразумевать и…
— Да, да, — прервала Кессиди, — я абсолютно согласна. Ты хотела что-то?
В следующий момент зазвенел дверной звонок и одновременно с ним — сигнал на микроволновой печи. Кессиди выключила газ под соусом и направилась было к двери, затем вернулась и отключила печь. Потом опять пошла к двери, и опять вернулась, так как не знала, оставить ли печенье в печи, чтобы оно не остыло, или вынуть, чтобы не высохло. В итоге Анна оказалась у двери первой.
— Доброе утро, молодой человек. Я — Анна, мать Кессиди, а это ее кошка, Саншайн.
Пол слегка отклонился в сторону и посмотрел на Кессиди через плечо Анны. Девушка подняла руку в приветствии и улыбнулась извиняющейся улыбкой. Его ответная улыбка была теплой и доброжелательной. Он переключил свое внимание на Анну и на кошку, причем последнюю даже почесал за ухом.
— Меня зовут Пол Спенсер. А вы, вероятно, и мать Вильяма?
Анна удивилась.
— Вы знаете моего сына Вильяма?
— Да, мы работаем вместе.
Анна обернулась и удивленно воззрилась на Кессиди.
— А ты знаешь, что он работает с твоим братом?
— Да. Вообще-то Вильям и познакомил нас.
Анна тряхнула головой.
— Это очень странно, очень странно, — и, прищурившись, бросила взгляд на Пола. — Когда у вас день рождения, молодой человек?
Пол удивился, но ответил вежливо:
— Седьмого января.
Анна постучала пальцем по подбородку, бормоча:
— Седьмого января, седьмого января, хм… Придется проверить. — И, опустив кошку на пол, она метнулась в кухню. Появившись секундой позже с соломенной сумкой в руках, она направила указующий перст на Пола Спенсера. — Если вы будете есть мертвую пищу, то умрете, — произнесла она тоном оракула и исчезла, хлопнув дверью черного хода.
Кессиди взглянула на Пола и сразу же поняла, что он отчаянно пытается справиться со смехом. Она не удержалась и прыснула, потом подошла, обняла его, и они захохотали вдвоем.
— Извини, — произнесла наконец Кессиди, отстраняясь, чтобы закрыть дверь и взять его пальто. — Она очень… очень…
— Оригинальная? — подсказал Пол. Кессиди вдруг посерьезнела, кивнула и вздохнула.
— Она желает всем только добра.
Пол прошел за ней на кухню.
— А ей кто-нибудь говорил, что мы умрем в любом случае, независимо от того, что едим?
— Знаешь она права: кое-что здесь может быть вредно.
— Например, бекон с яичницей, печенье и… — он улыбнулся, — соус? Настоящий домашний соус?
— Это бабушка меня научила.
Пол взял тарелку с буфета и начал наполнять ее.
— Мое почтение доброй старушке.
Кессиди налила ему кофе.
— А… ты ведь не все время так ешь, правда?
— Практически никогда, — отозвался он. Девушка облегченно вздохнула.
— Хорошо. Я так и думала.
— Да? Это почему?
— Ты в отличной форме, — сказала она прямо. Тут он повернулся к ней с доверху наполненной тарелкой.
— Я стараюсь. Спасибо, что заметила.
Кессиди покраснела. Конечно, она заметила. Замечала каждый раз, когда он обнимал ее своими сильными руками и прижимал к мускулистому телу. Из-за этого она даже потеряла сон.
Пол направился к столу, жуя на ходу и одновременно вопрошая:
— А ты присоединишься ко мне?
Кессиди наполнила свою тарелку в разумных пределах и села за стол рядом с ним. Позже, направляясь к плите за добавкой, он спросил:
— Твоя мать всегда была, ну…
— Со странностями? — подсказала Кессиди.
— Я этого не говорил.
— А этого и не надо говорить. Нет, она не всегда была такой. То есть она всегда была своевольной и прямо выражала свои мысли, но вегетарианкой, помешанной на Востоке, стала, когда они развелись с отцом. А теперь позволь мне описать милого старого папу. Он наслаждается жизнью. Вот почему он развелся с моей матерью, с ней не было никакого веселья. Она не хотела, чтобы он уходил на пенсию и жил в свое удовольствие.
