— Как Эд со своей мамой.
— Кто это?
— Мой муж, Адриан. — Берди собрала край блузы для беременных и намотала на руку. — Эд не знает, что я здесь. Я не хотела говорить Люку, но Этель считает, что я должна думать о ребенке. — Она крепко сжимала ткань в кулаке. — Я подумала, может быть, вы, как женщина, расскажете Люку вместо меня.
— Что расскажу?
Берди подошла ближе к свету настольной лампы. Ссадины на лице, проступающие сквозь тональный крем, расплывчатые синяки, спускающиеся от шеи вниз… Джей-Джей глубоко вдохнула и медленно выдохнула. Возмущенные восклицания не помогут Берди.
— Мужья не имеют права бить жен, — спокойно проговорила она.
— Я сама виновата — пилила его за то, что он выпил. На следующий день он очень жалел. Но только из-за этого я бы не ушла, — добавила она, словно защищаясь. — Этель встретила меня в бакалейной лавке и сказала, что нельзя позволять ему заходить так далеко.
— Наверно, Этель огорчилась, увидев ваши синяки.
— Потому что она не понимает Эда. У него с детства тяжелая жизнь. Его папа был ужасно бедным, и ему никто ничем не помогал. Мне не надо было шпынять его, что он потратил несколько долларов на пиво. Когда ребенок родится, он даст мне денег. Не надо было сейчас с этим приставать, это моя вина, я знаю, но… — Она погладила живот. — Я не могу позволить ему искалечить ребенка. Поэтому я и пришла к Этель.
— Искалечить ребенка? — повторила Джей-Джей, и лицо ее окаменело.
— Я попросила денег на кроватку и пеленки, но неправильно выбрала время. И все же зря он проклял ребенка. Когда он швырнул меня об стену и ремнем… он мог повредить малыша.
Джей-Джей зажмурилась, в горле у нее запершило.
— Эд сказал, что я пожалею, если уйду от него. Но я спряталась только на время. Когда малыш родится, все будет нормально. — Берди провела рукой по ссадине на щеке. — Этель сказала, что не подпустит Эда ко мне, но она уехала. Я боюсь, что Эд найдет меня и начнет таскать за волосы. Он так уже делал, когда я убежала к маме. А папа сказал, что муж и жена должны разбираться сами. Этель обещала, что пожалуется Люку и он не позволит Эду забрать меня домой…
— Конечно, Люк не позволит вашему мужу обидеть вас или силой забрать домой. — Джей-Джей мало знала Люка, но в этом не сомневалась. — Вы и ваш ребенок здесь в безопасности.
Когда Берди ушла, Джей-Джей повернулась к незавешенному окну. Она задумчиво смотрела в темную беззвездную ночь и размышляла. Как могут женщины терпеть насилие от мужа, словно это обычное дело?
— У тебя все в порядке? — донесся с порога тихий вопрос. — Я шел сюда и услышал голос Берди. Я подумал, что ей не понравится еще один свидетель.
— Так ты подслушивал. — Джей-Джей надо было отвести душу. — Все вы, ковбои, сволочи, проклятые. Ты, наверно, думаешь, таскать жену за волосы — признак любви.
Он нежно коснулся ее щеки, потом из заднего кармана достал белый платок и протянул ей.
— Высморкайся.
— Не командуй мною. — Она высморкалась. — Наверно, это аллергия на пыль от коров или еще что-то.
— Эд Паркер не ковбой. — Люк встал за спинкой кресла и принялся массировать ей плечи. — Этель рассказывала, что у этой пары бывают стычки, но я не знал, что он бьет Берди. — Люк помолчал. — Отец Берди бил и бьет ее маму. Говорят, что он до сих пор кипит злостью из-за того, что был во Вьетнаме. Думаешь, у Берди поэтому точно такая же семья?
— Уверена, — фыркнула Джей-Джей. — Когда ребенок видит, что папа бьет маму, он думает, что в семейной жизни так и должно быть. — Джей-Джей вытерла нос платком Люка. — Прости, что я набросилась на тебя. Жены, которые подвергаются насилию, обычно так подавлены, что считают, будто они заслуживают плохого отношения, и держат побои в секрете. И Берди ничего бы мне не сказала, если бы не беспокоилась о ребенке.
— Ты права в одном… — Люк надавливал большими пальцами на ее позвоночник. — Мы мало знаем друг о друге, — отрывисто произнес он и после мгновенного колебания добавил: — Обед сегодня был великолепный.
— Почему ты решил, что я не умею готовить? — Джей-Джей откинулась на спинку кресла, комплимент прозвучал неожиданно.
— У меня сложилось два образа. — Люк перестал массировать ей спину и посмотрел в глаза. — Ты в одном из своих бесполых мешков — образец женщины, делающей карьеру и выдающей себя за мужчину, только без его мускулов. Второй — ты в кремовой ночной сорочке, которая превращает меня в расплавленный металл. — Он криво усмехнулся. — В фартуке я тебя не представлял.
Люк был прав, глаза у него не похожи на мрамор, от которого веет холодом. Глаза Люка согревали ее до самого позвоночника. Она с трудом сглотнула.
— Мама и папа хотели, чтобы мы, дети, разделяли между собой всю домашнюю работу, поэтому мы все умеем готовить. Не какие-то изысканные блюда, а простую еду. Жареное мясо — мое коронное блюдо. — Ей не удавалось остановить поток бессмысленных слов, которые будто сами вылетали у нее изо рта.
Люк ловко обогнул кресло и сел на край стола. Легким движением он поднял Джей-Джей на ноги и притянул к себе.
— Я люблю жареное мясо, — пробормотал он, обвивая руками ее талию.
Джей-Джей некуда было девать руки, оставалось только положить на его плечи. Она стиснула в руке платок и уставилась ему в подбородок. Прошел год, а язык хранил память о колючей щетине вокруг его рта и вкусе подбородка.
— Соленый. — Слово переключило мозг на другую тему. — У меня жареное мясо не бывает пересоленным, — быстро пролепетала она. — И тушеное мясо я тоже умею готовить.
— Не могу дождаться. — Люк притянул ее ближе, изучая лицо.
— Почему ты так на меня смотришь?
— Ищу сухое место, чтобы поцеловать.
— Вспомни, разве я для этого приехала сюда? Ты не хочешь меня поцеловать. Ты хочешь…
— Тебя. — Теперь его руки медленно гладили ее ягодицы.
— Мы хотели договориться о разводе, а не о постели.
— Может быть, развод для нас — это неправильно.
— Нет, правильно. — Джей-Джей пыталась сохранить твердость. — Не вздумай целовать меня. И убери руки.
— Что в тебе такого, О'Брайн? От тебя становишься зависимым, как от наркотика.
— Это физическое влечение, и больше ничего.
Его большой палец, небрежно скользя по ее блузке, кругами обводил соски. Джей-Джей схватила его руку, чтобы остановить, но почему-то вместо этого прижала к своей груди.
— Я подумал, — он расстегнул верхнюю пуговицу у нее на блузке, — может быть, нам попробовать спать вместе, чтобы очистить организм от этого наваждения. Это не значит, что мы больше вообще ничего не будем делать, зато ты избавишься от зависимости. К. концу третьей недели мы так надоедим друг другу, — он расстегнул вторую пуговицу, — что если ты будешь стоять передо мной совершенно голая, — третья и четвертая пуговицы тоже будто сами выскочили из петель, — и танцевать танец живота, — руки Люка ласкали ключицы, шире раскрывая блузку, — то у меня даже давление не поднимется. — Обняв за плечи, Люк ближе притянул ее и поцеловал жилку, бившуюся на горле.
