– Дурак, ты что, следишь за мной? – с раздражением заметил юноша.
Гале соскользнул со спины мула.
– Что ж, кузен, в таком случае, я – твоя ходячая совесть, и в этом смысле еще глупее, чем сам о себе думал. А где же мой братец Вильгельм? – Заметив герцога в дверях дворца, шут пронзительно рассмеялся. – А ну-ка, разгадай мою загадку, кузен Рауль: кто из них волк, а кто – овца? – Он кивнул на группу мужчин, обступивших герцога, и скривился в насмешливой гримасе.
Рауль посмотрел в ту сторону, куда показывал шут.
– А ведь ты прав, – сказал юноша. – Они очень похожи на волков, эти люди.
– «О, какой у меня сыночек-умница! – вскричала твоя матушка, когда ты попытался ухватиться за пламя свечи». Братец Рауль, а братец Рауль, ты никогда не слышал сказку о волке, набросившем на себя овечью шкуру? – Своим жезлом шут ткнул Рауля под ребра и, заливаясь идиотским смехом, направился вслед за герцогом.
В Байе свита Вильгельма на ту единственную ночь, что они собирались провести в городе, разместилась во дворце. После ужина, когда раскладные столы были убраны, по полу разложили соломенные тюфяки, на которые улеглись все рыцари, за исключением самых знатных. Светильник в форме рога, прикрепленный к стене у подножия лестницы, отбрасывал неверный свет на нижние ступени; там же, где лежал Рауль, по полу растекался красноватый отблеск углей из очага.
Посреди ночи очнувшись от тревожного сна, юноша вдруг заметил чью-то тень на лестнице, он рывком приподнялся на локте. В тусклом свете разглядел согбенную фигуру и очертания головы, покоящейся на сложенной накидке. В дальнем углу залы кто-то громко храпел; мужчина рядом с Раулем застонал во сне и повернулся на другой бок. Тень на лестнице вновь пошевелилась, и пламя светильника на мгновение высветило лицо шута. Гале сидел, привалившись к стене, а когда повернул голову, то Рауль разглядел блеск его широко открытых глаз, в них не было и тени сна.
Откинув в сторону плащ, которым укрывался, Рауль осторожно встал, оставшись в одной рубахе и штанах. Перед тем как сделать очередной шаг, ему приходилось нащупывать ногой свободное место, чтобы не наступить на спящих, но, скрытно и беззвучно пробираясь к лестнице, юноша не разбудил никого из своих спутников.
Гале приветствовал его шепотом.
– Неужели тюфяк показался тебе жестким, братец?
Рауль, сумрачно глядя на шута, поставил ногу на ступеньку.
– Почему ты несешь караул? – требовательно вопросил он. – Или твой тюфяк настолько тверд, что ты не можешь заснуть?
– Нет-нет, Гале – хорошая собака, – ответил шут и обхватил себя длинными руками, глядя на Рауля со смесью жалости и лукавства.
Юноша оглянулся, словно ожидая увидеть кого-то у себя за спиной. Опустившись на одно колено рядом с шутом, приблизил губы к его уху.
– Говори! Чего ты боишься? – прошептал он.
Гале, улыбнувшись, принялся раскачиваться из стороны в сторону.
– Только не тебя, братец. – Вытянув руку, он коснулся своим жезлом колена Рауля. – «Возьми мой жезл, шут. Я не боюсь темноты, – заявил козел, заметив прячущегося в гуще темного леса волка».
Рауль, схватив Гале за плечо, встряхнул его.
– Говори, дурак! Какая опасность нам грозит?
Шут закатил глаза и высунул изо рта язык.
– Не делай так больше, иначе ты вытрясешь из бедного Гале все его мозги. Ступай и ложись спать, братец. Какая опасность может грозить такому дюжему и крепкому теленку, как ты?
– Никакая. Но ты что-то знаешь. Кто замышляет зло против герцога?
Шут негромко издевательски рассмеялся.
– Жил-был однажды на свете павлин, братец. Жил он в парке благородного лорда, и, поскольку гости неизменно восторгались его оперением, он в тщеславии своем вообразил себя важнее лорда и возмечтал о том, чтобы изгнать его и править парком самому.
Рауль нетерпеливо кивнул.
– Байка с бородой, дурак. Вся Нормандия знает, что Бургундец кичится собственным величием, которое сам же и придумал. И это все?
Гале искоса взглянул на юношу.
– Заговоры, интриги, братец, – темные дела, – ответил он.
Рауль посмотрел на верхнюю площадку лестницы.
– Разве не можешь ты предупредить его, ты, кто сидит у его ног?
Шут оскалился в невеселой усмешке.
– Ты когда-нибудь пробовал предостеречь цаплю, что ей следует бояться ястреба, братец?
– Цапля не нуждается в предупреждениях, – нахмурившись, ответил Рауль.
– Да-да, мой маленький Вильгельм – мудрая цапля, – промурлыкал Гале и с видом помешанного принялся разглядывать собственные пальцы. – Но зато у него кривой клюв. Разве бывают такие цапли, кузен Рауль?
– Меня уже тошнит от твоих побасенок, – ответил юноша. Выпрямившись, он поежился: ночная прохлада пробиралась под рубаху. – Продолжай караулить. Две пары глаз лучше, чем одна.
Пригнувшись, Рауль крадучись вернулся к своему тюфяку и начал одеваться. Кольца его кольчуги негромко звякнули, когда он надевал ее через голову, и мужчина рядом с ним, зашевелившись, пробормотал что-то сквозь сон. Прицепив к поясу меч, Рауль прямо поверх свободных штанин накрутил на ноги обмотки. Направляясь обратно к лестнице, он был уже полностью готов для боя и даже надел на голову шлем.
– Смотри-ка, какой храбрец! – коротко рассмеялся Гале, отодвигаясь в сторону, чтобы освободить Раулю проход. – Вильгельм, братец мой, у тебя есть надежные слуги. – Шут наблюдал, как Рауль поднимается по ступенькам. – Спи спокойно, Вильгельм, – пробормотал Гале. – У твоего нового сторожевого пса острый нюх.
Робкие рассветные лучи, пробравшись в замок, высветили спящие фигуры на полу, смягченные во сне суровые лица и мечи, лежащие подле соломенных тюфяков. На ступенях скорчился шут, который забылся тревожным сном, положив голову на согнутую руку. Перед запертой дверью, выходящей на галерею наверху, стоял молодой рыцарь, скрестив руки на навершии обнаженного меча, упертого в пол. Он стоял совершенно неподвижно, но едва его внимание привлек долетевший снизу слабый шум, как рыцарь, прислушиваясь, повернул голову и пальцы его крепче сжали рукоять меча.
Свет становился ярче и теплее, а с восходом солнца тишину нарушили новые звуки. В кухне забегали поварята, снаружи началось сонное шевеление просыпающегося города.
Устало вздохнув и потянувшись, Рауль покинул свой пост. Внизу, в зале, мужчины еще спали, но Гале уже бодрствовал и хлопнул его по спине.
– Хороший пес Рауль! – одобрительно рассмеялся шут. – Бросит ли косточку двум своим гончим наш хозяин Вильгельм?
Юноша, зевнув, потер рукой глаза.
– Дурак, наступило утро, и я спрашиваю себя: быть может, я тоже превратился в дурака? – сказал он и вышел из залы наружу, где сощурился от яркого солнечного света.