– Недавно, пару дней назад. А что?
– Просто интересно.
Пол пытался понять, что со мной происходит, чтобы позднее поделиться с Анджелой своими соображениями – не признаки ли это грядущего нервного срыва. Такое уже случалось с одной его знакомой журналисткой, к которой он был неравнодушен. Все началось с того, что она стала слишком ярко и вульгарно краситься и вести себя странно. А потом ей диагностировали шизофрению.
Выдержав минут десять моего бреда, Пол вернулся в здание и позвонил Анджеле:
– Надо позвонить ее матери или еще кому-то. С ней явно что-то творится.
Пока Пол был наверху и разговаривал с Анджелой, я стояла на улице. Если бы в тот момент кто-нибудь посмотрел на меня со стороны, то решил бы, что я погружена в размышления или обдумываю репортаж – ничего необычного. Но на самом деле я была далеко. Маятник снова качнулся в другую сторону, и я вдруг почувствовала, что меня шатает и я боюсь высоты, – то же чувство, что охватило меня на вершине горы в Вермонте, только без первобытного ужаса. Я парила над толпой своих коллег. Как будто со стороны я увидела собственную макушку – так близко, что можно было почти дотянуться и дотронуться до самой себя. Потом я увидела Лиз, ведьму и по совместительству заведующую архивом, и мое «я» вернулось в тело, стоявшее на двух ногах.
– Лиз, Лиз! – прокричала я. – Разговор есть!
Она остановилась.
– О, Сюзанна, привет. Как дела?
Но у меня не было времени на обмен любезностями.
– Лиз, у тебя когда-нибудь возникало такое чувство, как будто ты здесь, а вроде как тебя и нет?
– Конечно, все время.
– Да нет же, нет, ты не поняла! Я вижу себя как будто сверху, словно лечу над собой и смотрю вниз, – объяснила я, заламывая руки.
– Это нормально, – сказала она.
– Да нет же, нет! Как будто я вышла из тела и смотрю на себя со стороны.
– Ну да.
– Как будто я в своем отдельном мире! А не в этом мире.
– Я понимаю, о чем ты. Скорее всего, это остаточный эффект вчерашнего астрального путешествия, которое ты совершила, когда я гадала тебе на Таро. Кажется, я нечаянно перенесла тебя в иные сферы. Прости. Постарайся расслабиться и не сопротивляться происходящему.
Тем временем Анджела, встревоженная моим странным поведением, заручилась разрешением Пола сводить меня в бар соседнего «Мариотта», якобы чтобы выпить, а на самом деле – чтобы выудить у меня побольше сведений, которые помогли бы пролить свет на причину моего странного поведения. Когда я вернулась в редакцию, Анджела уговорила меня взять вещи и прогуляться с ней несколько кварталов в сторону от Таймс-сквер, на север, к отелю. Мы зашли в лобби через вращающиеся двери и встали у прозрачного лифта рядом с группой туристов, ждущих своей очереди, чтобы подняться в бар, находившийся на восьмом этаже. Вокруг было слишком много людей. Мне стало трудно дышать.
– Давай поедем на эскалаторе, – взмолилась я.
– Конечно.
Но на эскалаторе, украшенном с двух сторон рядами сияющих лампочек, моя тревога лишь усилилась. Я старалась не обращать внимания на участившийся стук сердца и капли пота, выступившие на лбу. Анджела стояла на несколько ступенек выше, и вид у нее был очень обеспокоенный. Мою грудь распирало от страха, и вдруг я снова заплакала.
На третьем этаже мне пришлось сойти с эскалатора, чтобы успокоиться. Я рыдала навзрыд. Анджела положила руку мне на плечо. Прежде чем мы добрались до восьмого этажа, мне пришлось сходить с эскалатора трижды, чтобы прийти в чувство.
Наконец мы очутились на восьмом этаже, где был бар. Перед глазами взвихрились узоры ковров, напоминающие декорации к авангардной экранизации «Лоуренса Аравийского». Чем пристальнее я в них всматривалась, тем больше они расплывались. Наконец, я просто попыталась их игнорировать. Бар на сто с лишним мест с видом на Таймс-сквер был почти пуст, не считая нескольких групп бизнесменов, занявших стулья у входа.
Когда мы вошли, я все еще плакала, и несколько человек оторвались от своих коктейлей и вытаращились на меня, отчего я почувствовала себя еще более несчастной и жалкой. Слезы не прекращались, и я не могла понять почему. Мы расположились в центре комнаты на высоких табуретах, подальше от прочих посетителей. Я не смогла сформулировать, что хочу, поэтому Анджела заказала мне белое вино, а себе пиво.
– Что с тобой на самом деле творится? – спросила она, сделав небольшой глоток янтарного напитка.
– Да много что. Работа. Я ужасный журналист, ужасный! Стивен. Он меня не любит. Вся моя жизнь разваливается. Ничего не понимаю, – проговорила я, по привычке держа винный бокал в руке – это успокаивало, – но так и не отпив из него.
– Понимаю. Ты очень молода. Работа напряженная, новый бойфренд. Все так неопределенно, и это пугает. Но неужели ты из-за этого так расстроилась?
Она была права. Я много раздумывала над своим состоянием, но никак не могла найти недостающую деталь, благодаря которой картина бы прояснилась, – я словно пыталась совместить кусочки от нескольких головоломок, не подходящие друг к другу.
– Есть еще кое-что, – согласилась я. – Но я не знаю, что именно.
Домой я вернулась к семи, и Стивен уже ждал меня. Я не стала признаваться, что была с Анджелой в баре, а соврала, что задержалась на работе. Мне почему-то казалось, что я должна скрыть от него свое странное поведение, хотя Анджела посоветовала сказать ему всю правду. И все же я предупредила его, что в последнее время сама не своя и плохо сплю.
– Не переживай, – ответил он. – Сейчас открою бутылку вина. Сразу заснешь.
Глядя, как Стивен методично помешивает соус для пасты с креветками, вдев кухонное полотенце в петлю для ремня, я почувствовала себя виноватой. Стивен был прекрасным поваром, все время придумывал что-то новенькое, но сегодня я не могла просто сидеть и радоваться тому, как он вокруг меня носится. Я встала и начала мерить шагами комнату. Меня швыряло от чувства вины к любви и отвращению, а потом все по новой. Я не могла утихомирить свои мысли и потому решила не сидеть неподвижно, чтобы хоть чуть-чуть успокоиться. А главное – мне не хотелось, чтобы Стивен видел меня такой.
– Знаешь, я в последнее время почти не сплю, – наконец заявила я. По правде говоря, я с трудом припоминала, когда мне в последний раз удавалось нормально поспать. Три дня я не спала точно, но бессонница мучила меня уже несколько недель – то больше, то меньше. – Наверное, тебе тоже трудно рядом со мной уснуть.
Он оторвался от пасты и улыбнулся:
– Не переживай. Ты будешь спать крепче, если я буду рядом.
Он протянул мне тарелку с пастой, щедро посыпав ее пармезаном. При виде еды живот скрутило, а когда я попробовала креветку, то чуть не подавилась. Стивен набросился на свою порцию, а я возила свои несчастные макароны по тарелке и смотрела на него, пытаясь скрыть отвращение.
