Глава III. «Ласточка»
1
Чтобы Максим мог спокойно изучать своих шуршунов, Степанов выделил ему ангар за седьмым бассейном. Ангар был старый, щелястый, не очень большой. Половина его оказалась завалена разным хламом. То есть это мы подумали, что там хлам, а когда разгребли мусор, увидели тюки. Максим разорвал утлую обшивку, и оказалось, что в тюках ткань, очень плотная и тяжелая.
— Ой, мамочки! — вздохнула Роська. — Какая красота! Откуда столько?
Ткани было очень много. Темно-синие и белые полотнища, целые рулоны, как в магазине «Ткани», куда мы заходили с мамой, приезжая в школу на Большую землю. И откуда? Неужели наш экономный Степанов позволил такое расточительство?
— Это паруса, — со знанием дела сказал Максим. — У вас есть яхты?
— Н-нет… И не было никогда. Да нет, Максим, какие это паруса, просто куча материала, даже формы никакой нет…
— Ха! А думаешь, на больших кораблях не такие полотнища? Еще больше!
Потом мы под чутким Роськиным руководством выметали всю грязь, мыли пол и стены. Притащили из библиотеки стол, который нам отдала мама.
— Максим, ты будешь писать за ним свои научные работы! «Жизнь шуршуна обыкновенного, его размножение на природе и в неволе», «Маленькие шуршунчики, их способности к невидимости»…
Роська разошлась не на шутку. Радость и гордость за брата булькали в ней, и она не могла усидеть на месте.
— Сюда надо полки прибить. Я Лешу попрошу, он нам выстругает. На полки мы будем ставить твои труды! Здорово, да? А тут можно поставить ящики, цветы посадить, они ведь любят, да, Максим?
Мы с Максимом только улыбались и переглядывались. Вокруг сновали туда-сюда шуршунчики, задевая нас мохнатыми невидимыми ушами. Или хвостами. Я то и дело ойкал. Все-таки непривычно, когда что-то невидимое шныряет рядом с тобой.
— Ты их как намагнитил, — сказал я Максиму. — Они же дикие!
— Да нет, просто вы их не знаете! Они добрые и очень быстро приручаются, просто пугливые. Всего боятся. И обижаться умеют.
— Совсем как люди… только невидимые. Не выяснил почему?
— Ну… — Максим в смущении почесал нос, — есть у меня одно предположение… то есть почти наверняка, надо только проверить.
— Расскажи! — потребовала Роська.
— Да я толком еще не понял… ну, вы же видели одного, заметили, какой у него мех?
— Какой? Обычный мех.
— Ну да, но один раз я наблюдал за Репейником и увидел, что, если он чего-то боится, его мех начинает топорщиться, как иголки у ежика, и вот тогда шуршунчик исчезает. Я думаю, что это защитная реакция, как у скунсов или хамелеонов.
— Они что, тоже меняют цвет? Сливаются с окружающим?
— Да нет! Просто их мех, то есть иголки, ой, ну, в общем, что-то среднее… когда мех встает торчком, в волосках преломляется свет и делает шуршунчика невидимым.
— Да ну, это сказки какие-то, — засомневался я.
— Совсем нет. Есть же у американцев самолет-невидимка.
— Так там разве такой принцип? Мне папа про это рассказывал, там по-другому совсем.
— Да? Ну, не знаю тогда, с чем сравнить… Я, если честно, еще не до конца это изучил. — Максим усмехнулся. — Люди думают, что изобретают что-то новенькое, а на самом деле в природе все давно есть.
Движение у наших ног остановилось, будто все шуршуны замерли, услышав слова Максима.
И тут я увидел его! Настоящего живого шуршунчика!!! Серого, ушастого, с темными полосками на спине и коротким пушистым хвостом. Я завопил от радости.
— Тише! — прикрикнул Максим, но было поздно: шуршунчик опять исчез.
— Не надо кричать, — объяснил Максим. — А то они думают, что мы кричим, потому что они страшные или уродливые.
По всему ангару одобрительно зашуршали.
— Ну, они прямо как люди, — развела руками Роська.
— Не исключено, — заметил Максим.
2
Весь следующий месяц Максим занимался шуршунами, целыми днями пропадая в ангаре. Иногда он даже засыпал там, забывал обедать и ужинать. Роська его ругала и стращала всякими ужасами. Но он все равно забывал. Как-то раз Вероника снисходительно сказала нам:
— Вам, милые дети, не понять его рвения. Ведь в вас не горит пламень научных открытий. А если ты, Ярослава Андреевна, так уж беспокоишься, то носи ему еду в лабораторию.
Так мы и стали делать. Роська наливала суп в банку, делала целую гору бутербродов, заливала в термос чай с лимоном, и мы несли все это в ангар.
Максим смущенно говорил:
— Ну что вы… зачем?
Но на еду налегал. В общем, вел себя как типичный ученый, в котором горит этот… «пламень».
Сидели мы у Максима недолго. Шуршунчики оказались очень беспокойными зверьками. Нас они давно уже не стеснялись, становились видимыми, сновали под ногами, забирались на колени, прыгали на плечи, а шум от них стоял такой, что через десять минут Роська начинала стонать:
— Как ты их выдерживаешь? Не мог открыть что-нибудь поспокойнее?
Максим улыбался, а мы спешили уйти. У нас были свои открытия.
На берегу Каменных Крокодилов мы однажды увидели лису. Она тревожно понюхала воздух и ускользнула куда-то в камни. Мы бросились за ней и нашли нору, где было пять пушистых рыжих лисят. Мы не стали их трогать, просто посмотрели и все. Роська тут же захотела себе ручного лисенка.
