Профессор Л.У. Кинг еще более сурово критикует Лэйярда. В биографической статье для «Национального биографического словаря» он утверждает, что знаменитый исследователь Ниневии «не имел истинного археологического чутья» – странная и довольно едкая характеристика достижений первопроходца в области ассириологии. Лэйярд, если у него и не было подготовки, современной техники и профессионального снаряжения для такой работы, наверняка должен был обладать определенным чутьем. Более того, никто не вправе отрицать, что первопроходцы, наподобие Ботта, Лэйярда и их коллег, заново открыли Вавилонию. Исследование подземных сооружений, детальное изучение памятников и кропотливое составление карт погибших империй еще только ждали своего часа. Эту работу предстояло выполнить исследователям более мелкого масштаба: полевым археологам и кабинетным ученым. Но стоит признать, что немногим из их открытий было уготовано попасть на первые полосы газет.
Однако факт остается фактом: Лэйярду удалось популяризовать не только ассириологию, но и археологию, причем до того, как Шлиман обнаружил Трою. До открытий английского копателя рытье земли в поисках остатков прошлого считалось несколько эксцентричным времяпровождением сельских священников. В XVII и XVII вв. английских любителей старины более интересовали друиды и то, что они считали остатками их храмов, а не римляне и римские реликвии. Люди были убеждены, что вся история, насколько она может представлять интерес для среднеобразованного человека, была записана либо в Библии, либо греческими и римскими историками, и поэтому нет смысла копаться в земле, чтобы узнать о прошлом. Общественное воодушевление, которое Лэйярд произвел своими находками в Нимруде, по существу, было вызвано верой в то, что они подтверждают истинность постулатов Священного Писания в то время, когда стали появляться первые сомнения в его правдивости. Точно так же несколько десятилетий спустя открытие Трои и Микен Шлиманом было воспринято как подтверждение исторической достоверности «Илиады». Следовательно, не опасаясь противоречий, можно смело утверждать, что люди, подобные Лэйярду и Шлиману, изменили направление исторической науки, даже если сами они не претендовали на то, чтобы называться учеными.
Глава 4
Первые американские ассириологи
Сенсационным находкам первых раскопок в Месопотамии неизбежно суждено было затмить все последующие открытия менее прославленных городов и дворцов – по крайней мере, в сознании широкой публики. От каждой последующей экспедиции ожидали таких же грандиозных произведений искусства, как крылатые львы, быки с человеческими головами и барельефы с батальными сценами, обнаруженные Ботта и Лэйярдом в раскопанных ими ассирийских дворцах. Основное внимание уделялось размеру и редкости. По мере того как XIX столетие подходило к концу и сокровища, извлекаемые из пыли Месопотамии, становились все менее зрелищными, интерес к ним иссякал. Пришло время профессиональных археологов, и любители, искатели сокровищ должны были уступить им дорогу.
Но до возникновения современной «научной» школы существовал еще переходный период, в течение которого к работе на новых участках приступали востоковеды, вооруженные более глубокими научными знаниями, чем копатели (хотя, пожалуй, не намного превосходящие их в археологическом мастерстве). Впервые на сцене появляются немецкие и американские исследователи. Французско-английской монополии в Ассирии и Вавилонии приходит конец. Не секрет, что вплоть до последнего десятилетия всю достойную внимания полевую работу выполняли французы и англичане (или агенты, действующие по поручению правительств их стран) и что все добытые ими сокровища становились достоянием Лувра и Британского музея. Вполне естественно, что это вызывало зависть у других государств, и в особенности Германии, поскольку немецкие филологи внесли немалый вклад в расшифровку ассиро-вавилонской письменности. А между тем немцы не получали своей доли – ни произведений искусства, найденных в давно разрушенных городах, ни славы от музейных выставок исторических редкостей; и все потому, что англичане и французы оказались ловчее, практически убедив Блистательную Порту[8]не пускать их в Месопотамию.
Но в 1890-х гг. немцы все же приступили к практической деятельности – при полной поддержке императора, правительства и университетов. И они сразу же показали себя весьма плодотворными и высококлассными исследователями, изменив само представление об археологии Среднего Востока. Величайшим их достижением конечно же явились раскопки Вавилона Кольдевеем в период с 1899-го по 1917 г., о которых будет рассказано в следующих главах.
Еще одними среди тех, кто обратил свой взор к вавилонским равнинам, были американцы – и это неудивительно, если учесть, какое значение имело открытие ветхозаветных городов для столь религиозного общества. До тех пор американцы никак не проявляли себя в этой области – из-за своего географического удаления от Тигра и Евфрата, а также, что более важно, из-за отсутствия у них ученых-ориенталистов и археологов, способных выполнять необходимую работу. По существу, они не касались этой сферы до 1889 г., пока филадельфийский Фонд изучения Вавилона не послал в Ниппур экспедицию во главе с преподобным Джоном П. Питерсом, священником, изучавшим семитские языки в Берлинском университете и убедившим одну нью-йоркскую старую деву, которая считалась самой богатой женщиной Америки, финансировать раскопки. Помимо знания еврейского языка и Библии, преподобный Питере не обладал достаточной квалификацией для такой работы. Его больше занимали дела протестантской епископальной церкви и политическая жизнь Нью-Йорка. Отсюда темы и названия его многочисленных публикаций, например «Анналы святого Михаила» или «Труд и капитал». В Американском биографическом словаре о преподобном Питерсе сказано: «Поведения он был спокойного, но проявлял оригинальность и решительность в том, что касалось преодоления препятствий, как в гражданской деятельности исследовательской».
Оригинальность и решительность в преодолении препятствий, пожалуй, прекрасно характеризует деятельность всех первых исследователей Месопотамии, в том числе и американцев. Наиболее отважным из них был доктор Эдгар Дж. Бэнкс, член небольшой группы американских ученых, большинство из которых были выпускниками Гарвардского и Йельского университетов. В 1890-х гг. они отправились в Германию с целью прослушать курс известного востоковеда Фридриха Делича. В 1897 г. Бэнкс вернулся в Соединенные Штаты, где понял, насколько с практической и научной точек зрения выгодно быть первопроходцем-исследователем Вавилонии. В качестве участка раскопок он предусмотрительно выбрал Мукайяр – так арабы называли холм, скрывающий Ур Халдейский, легендарное место рождения Авраама. Молодой археолог дал понять, что его проект, «по всей видимости, обещает, по меньшей мере для библейских археологов, результаты, представляющие необычный интерес». Иными словами, он прекрасно осознавал, что ссылка на Библию – прекрасная возможность финансовой поддержки для такого неприбыльного предприятия, как археология. Это позволило ему организовать экспедицию в Ур, собрав 12 тысяч долларов (в то время эта сумма ценилась в пять раз выше нынешней), благодаря таким богатым пожертвователям, как Джон Д. Рокфеллер, который правомерно полагал, что этот проект способствует доказательству историчности Священного Писания.
