Служанка выглянула в окно. Вместо вечерней прохлады в нос ударил запах ослиной мочи и навоза. От такой вони стошнит любого, не только беременную. Оттого и голова кружится, а вовсе не от предчувствия перемен или проделок похотливого Лахху, чье семя наверняка бесплодно.
Как хотелось ей вздохнуть полной грудью, насытиться ароматом цветущих садов и вечерней прохладой. Да только вместо маленьких радостей ожидал ее скотский дух и кухонный угар. И так второй год кряду. Есть отчего голове идти кругом и рождаться дурным мыслям. Боги забыли о ней, как будто и нет ее имени на скрижалях. Напрасно она приносит жертвы на алтарях и возносит молитвы. Сегодня, как и завтра, ничего не переменится и все пойдет своей чередой. Она будет разрываться между кухней и залом, где среди веселья и хмельных застольных бесед проводят вечера счастливые обладатели серебра.
— Эй, Аннитис! Ты никак заснула? — окрикнул девушку Килла, старший чашник. После Лахху, Килла был третьим, кого Аннитис числила в личных врагах. Почетное второе место в ее списке занимал Каруву, управитель постоялого двора. Килла, хоть и считался ее начальником, никогда не приставал, даже плетью не бил как иную нерадивую рабыню. Лет сорока от роду, старший чашник не питал слабости к женщинам, а горе и озлобление топил в вине. Но уж если напивался, то слуги старались не попадаться ему на дороге. Тощий, со злым, колючим взглядом, он одним своим видом пугал Аннитис. А взгляд тот действовал на нее лучше всякого кнута.
Служанка сорвалась с места и бросилась вон из кухни. Выскочила в коридор и едва не сбила с ног поваренка. Никуда не торопясь, что-то насвистывая себе под нос, он нехотя тащился в зал с каким-то горшком. Пробегая мимо, девушка отпустила огольцу легкий подзатыльник.
— Ты чего? — обиделся малец.
— Не путайся под ногами, ягненок. Не то попадешь на вертел к какому-нибудь любителю нежного молодого мяса, — едва сдерживая смех, двусмысленно ответила Аннитис.
Столкновение с мальчишкой испугало ее и позабавило одновременно. За разбитый кувшин со снедью никто не похвалит. Но, сам того не ведая, маленький Аммуну отвлек девушку от дурных мыслей, никак не желавших убираться прочь. К тому же ей сегодня как никогда не хотелось приниматься за работу. Все валилось из рук. Ее тянуло в загородный сад. Но вместо цветущих яблонь, груш и пения ночных птиц ее вновь ожидали смрад, чужое пьяное веселье, неуклюжее заигрывание, скабрезные шутки, слюнявые губы, потные руки и зловонное дыхание посетителей.
— Аннитис, — басил Каруву, управитель и первый помощник Лахху. — Иди сюда.
— Да, господин.
— Видишь в дальнем углу гостя? Пойди к нему, да разузнай, кто таков, чего желает и много ли у него серебра. Такого нельзя оставлять без внимания. Ну, чего стоишь?
В просторный зал питейного заведения набилось уже человек тридцать, но опытный глаз Каруву сразу выхватил из толпы богатого посетителя.
Слуги зажгли факелы, закрепленные на разрисованных затейливыми геометрическими орнаментами стенах. Сладковатый привкус копоти наполнил плохо проветриваемое помещение. Легкая дымка и полумрак намекали на тайное приключение, да только Аннитис давно наскучили грязные намеки. Обычно все заканчивалось разорванным платьем, пьяной дракой и лужей блевотины. Вот и сейчас чьи-то руки тянулись к ней, послышались непристойные предложения и неуклюжие эпитеты, адресованные девичьим прелестям.
— Вот это баба! А груди, груди-то! Так и рвутся наружу! Я бы такой… Да, по самые… Эй, красавица! Я дам тебе шкуру овцы… — доносилось до ее ушей.
«Шкуру овцы? Только и всего? Заткни ее себе в … » — мысль Аннитис оборвалась как натянутая струна арфы и со звоном лопнула, отозвалась легкой болью. На мгновенье она забыла зачем шла, но память быстро к ней вернулась.
Нет, не похотливый старец, не зеленый юнец, пускающий слюни при виде полуголой деревенской девки, сидел за столом в самом углу зала. Он не походил на неотесанного погонщика мулов, как и на поденщика, местного торговца или скаредного приказчика. Смуглое лицо старательно выбрито. Большие карие глаза хищно блестели в сумраке. Тонкие, едва поджатые губы, выдавали в нем человека умного, страстного и в то же время весьма расчетливого. Длинные пурпурные одеяния из легкой ткани и широкое оплечье из мелкого разноцветного бисера говорили о состоятельности владельца. Широкий кожаный пояс с золотой пряжкой, массивный кошель, кинжал в золотых ножнах и несколько перстней на тонких и длинных пальцах дополняли картину. Возможно, ему и не светила слава первого кулачного бойца Каниша, но богатством он мог поспорить с самим Идм-Элом.
— Чего желает почтенный господин, — робко произнесла Аннитис. Сама же думала совсем об ином: «Интересно, приставать сразу начнет или после первого кубка?»
— Приятно видеть в забытой богами дыре столь прелестное создание, — гость, как показалось Аннитис, едва усмехнулся уголками губ.
— У нас приличное заведение, почтенный…
— Зови меня Салативаром, — перебил посетитель служанку
— … почтенный Салативар, — не растерялась чашница. Сама же подумала: «Вот еще, создание. Так меня еще никто не обзывал».
— Что ты можешь знать о приличных заведениях, милое дитя? — произнес мечтательно гость, по всему видать иноземец. Но в Канише иноземцем никого не удивить, пусть даже усыпанным золотом с ног до головы. В городе, который контролировал всю торговлю Хатти с Ашшуром и Ниневией и не таких видали.
«Надо же, — подумала Аннитис, — очередной выскочка. Богатенький папаша откупился от сынка, а тот и рад транжирить наследство в кабаках. А еще говорит со мной как с малолетней девчонкой. Самому-то лет двадцать пять, не больше».
— Я прибыл из Каркемиша. Держу там торговую контору. Здесь, в Канише, есть у меня кое-какое дельце. Немного устал с дороги. Хочу поужинать и отдохнуть, — неожиданно отозвался гость на мысли Аннитис.
— Чего пожелает почтенный Салативар? — взяла себя в руки девушка. Начало беседы не вселяло особых надежд.
— Мяса ягненка, кувшин лучшего вина, пшеничную лепешку из печи и два кубка, — загадочно усмехнулся торговец. — Стол мой нуждается в хозяйке. Надеюсь, ты не откажешь в милости одинокому путнику?
«Ну вот, началось. Ничего нового, все как обычно», - загрустила Аннитис, но не подала виду.
— В нашем заведении не кормят бобовой похлебкой. А вечер тебе, почтенный господин, помогут скрасить музыканты и блудницы. Благо, в Канише их в избытке.
— Дерзкая девчонка, — рассмеялся Салативар, обнажая белоснежные зубы. — Определенно, ты мне нравишься. Не бойся. Я и вправду устал и хочу отдохнуть после долгих странствий. Будь моей гостьей. Любованье твоей красотой лучше всякой музыки. Прошу, смилуйся.
Аннитис промолчала. Развернулась и пошла на кухню. Мужчина запал ей в душу. Статный, красивый, богатый. Такого бы заполучить в мужья, да не про нее честь. Эх, опять глупые мечты закончатся зажиманиями в подворотне, испорченным платьем и слезами. И где потом набраться серебра на ткань? Но уж лучше с таким, нежели с Лахху.
