О действиях заградительных отрядов в ходе штурма Кронштадта свидетельствует донесение от 19 марта в окружную военную комиссию по борьбе с дезертирством начальника заградительных отрядов Южной группы войск В.А. Кишкина. В состав заградительных отрядов включались подразделения Особого назначения, пулеметные команды, кавалеристы, отряды Всеобщего военного обучения. В донесении говорится:
«Согласно приказанию Вашему в 7 час. 13 марта я с вверенным мне батальоном Особого назначения 18-й милиционной бригады в составе 200 штыков, команды особого назначения в 13 чел., пулеметной команды при двух «максимах» и при 1 (то есть первых. — Авт.) номерах, при 25 конниках, прикомандированных к отряду Всевобучем, выступил походным порядком в Стрельно, где должен был расположиться отряд, штаб же отряда должен был, согласно приказанию Вашему, поместиться в Петергофе. 14 марта утром, расположив отряд в Стрельно, я выехал в штаб тыла в Ораниенбаум для того, чтобы координировать действия тыла армейского и тыла боевого, но в это время в штабе были получены сведения, что Минский и Невельский полки, стоявшие в Ораниенбауме, не только отказываются идти в наступление, но собираются уйти с фронта, причем путь их лежал через Петергоф, где мятежные полки могли соединиться с полками 80-й бригады, стоявшими там. Командарм Южгруппы т. Седякин спросил меня, берусь ли я остановить эти полки, перерезав им путь от Петергофа и связавшись с командиром 80-й бригады, на что ему мной было отвечено, что приказание будет исполнено, зная настроение товарищей по отряду.
Согласно приказанию т. Седякина я связался с командиром 16-го броневого поезда, стоявшего у Мартышкина, и выработал план, по коему, имея на фланге поезд и положив свой отряд в цепи фронтом в сторону Мартышкина и на всякий случай в сторону Егерской с пулеметами на левом фланге, я мог бы если не разоружить дезертиров, то, во всяком случае, задержать их продвижение вперед, пока не подойдут сзади силы курсантов, с коими я должен был соединиться, загибая левый фланг и окружив, таким образом, полки. Мой отряд уже начал выполнять задание, когда было получено приказание не занимать данной позиции, так как мятежники дрогнули и не решились идти, а в то время до утра 15 марта держал сторожевые охранения от Петергофа до Егерской на случай, если бы отдельные кучки решились идти на Петроград.
Выполнив Ваше приказание относительно расположения заградотрядов по линии от Стрельно до Копорья, мне пришлось, о чем я уже докладывал Вам, несколько видоизменить расположение пикетов, поместив их в Стрельно, Настолово и Торошино, т. к., с одной стороны, дальнейшую линию укрепить взялся начтыла, с другой стороны, все войска были подтянуты настолько близко к Ораниенбауму, причем наиболее опасные в отношении дезертирства были именно около Ораниенбаума. На этом основании, согласно личного моего Вам донесения, я разместил на указанных выше пунктах вторую роту (часть роты) в 75 штыков при 5 конниках, лично с первой ротой в 100 штыков и пулеметчиками занял южный квартал Ораниенбаума, поместив там же свой штаб. В самом городе отряд нес караул на телеграфе, патрулировал по городу и, кроме того, охранял некоторые казармы, где должны были помещаться перебежчики и арестованные дезертиры. Квартал, в котором помещался отряд, непрестанно обстреливался из тяжелых орудий, причем было двое раненых в самом помещении штаба, во двор коего влетел двенадцатидюймовый снаряд с «Петропавловска» (речь идет о линкоре «Петропавловск». — Авт.).
Настроение в войсках до 16-го, т. е. до наступления, было среднее, скорее склоняющееся к нежеланию выступать, и приходилось все время быть начеку. В день наступления, когда началась перестрелка из орудий, дошедшая к 4 час. до сильной степени напряжения, снаряды ложились все время в квартале, где мы помещались, в квартале брошенном и полуразрушенном, но настроение было удивительное. Я разъяснил отряду, в чем наша роль, и получил твердое «будет исполнено». Около 3 час. дня, зная, что берег обстреливается, что начались пожары, я с некоторыми из моего отряда вышел на берег и стал задерживать бегущих армейцев, бросавших на берегу заставы. Разоружая их, я передавал их в соответствующие штабы. Между прочим, на спасательной станции был брошен пулемет заставой отряда Особого назначения 1-го Особотделения. Узнав об этом и выставив цепочку для задержания бегущих красноармейцев из застав, я с ординарцем направился к зданию спасательной станции. Рядом как раз горели склады. С «Петропавловска» видели сначала бегущих с застав, а затем увидели нашу группу и группу возвращенных цепочкой бежавших красноармейцев и открыли огонь по льду по дороге к спасательной станции, перенеся его на пожарных, тушивших огонь. Ранен никто не был. Пулемет ординарцем Зайцевским был вытащен со спасательной станции и передан соседней заставе того же отряда. Во время вытаскивания пулемета второй снаряд попал в спасательную станцию, но пулемет был уже выкачен вниз, и его только поцарапало осколками. В ночь, согласно приказу, я с влитыми ко мне 2-м и 3-м отрядами, добавив своих, занял линию, выдвинув ее на две версты, причем линия эта была от Мартышкина с полевым караулом, вынесенным влево до Ольгинского завода, т. е. как раз прикрывала всю линию нашего наступления на Кронштадт. Длина линии была 9 верст, глубина на лед 2 версты. Задача, когда последние штурмующие колонны сойдут на лед, стать незаметно и не дать ни одному красноармейцу, кроме раненых, уйти с поля сражения. Стоя почти по колени в воде, т. к. около берегов уже подтаяло, стрелки ни один не сошел со своего места, несмотря на шрапнельный огонь, которым крыли мятежники линию берега, чтобы не дать подойти подкреплению. Потерь не было, ранено 5 чел.
На левом фланге, т. е. около Ольгинского завода, дрогнувшие части, а именно Невельский и Минский полки и часть Оршанского, стали уходить, но были встречены сначала нашими уговорами, а затем и прикладами, причем наиболее строптивые арестовывались. Задержанных около 250 чел., причем отнят пулемет «максим». Дезертиры, увидев, что здесь не пройти, кинулись вправо, но нарвались на цепи, стоявшие от гавани до Мартышкино, и залегли на льду верстах в трех от берега и в версте от цепей. Утром стали группироваться и двигаться к Петергофу, но в это время я получил сведения, что в Петергоф подошел заградотряд в 218 штыков, и я двинул его от Петергофа до Мартышкина, создав непрерывную цепь. Ни один дезертир не прошел наших линий. Между прочим, части Минского и Невельского полков, задержанные нами, были взяты приехавшими комиссарами бригады. Задержано было этих частей сверх 600 чел. Отряды стояли беспрерывно до вечера 18 марта без пищи, и только вечером мне удалось сменить их 5-м заградотрядом. Винтовок отобрано по количеству задержанных и сдано в штаб или же приезжим командирам частей. Между прочим, через час после начала нашего наступления мною было получено приказание от начтыла «встретить» части, дрогнувшие на правом фланге, но, к счастью, они подтянулись. При начале наступления, по распоряжению помкомюж-группы т. Саблина, было откомандировано в его распоряжение 40 отборных товарищей команды особого назначения, которая была доведена мною до 40 чел. Эта группа цепью шла вместе с т. Саблиным, ложилась в цепь там, где были попытки пройти назад, и вошла в конце концов третьей в Кронштадт, где дрались с мятежниками, доставив в Ораниенбаум около 400 чел. из машинной школы и школы гальванеров, дравшихся ожесточенно. Товарищи из этой цепи держали в то же время связь между отстающими группами. Ввиду окончания операции, мною уже отдано распоряжение собственными силами занять линию до Копорье, что и выполняется. 5-й заградотряд повел 2300 пленных в Гатчино и Детское Село, выступив через полтора часа после Вашего отъезда. Подробные сводки и схемы будут Вам доставлены вслед, как только подойдет штаб».
