– Серьезно? А вот он утверждает, что праздники наводят на него тоску…
– Что ты, милая? Если кто-то и умел веселиться как следует, так это Роберт. Ну, до недавних пор… – с сожалением заключает она, мельком взглянув на дядю.
Я хмурюсь.
– Ну а теперь, когда мы подробно обсудили мое темное прошлое, предлагаю выпить за наступающий 2015 год, – Роберт стремительно встает со стула и торжественно поднимает свой бокал. – Ваше здоровье!
– Ваше здоровье! – присоединяется к нему Стюарт.
Я молча отхлебываю шампанского, которое отчего-то кажется мне нестерпимо сладким, и погружаюсь в свои раздумья.
В этом доме существует только одна запретная тема, затрагивать которую не дозволено даже Риз. Мануэла. Выходит, это из-за нее.
Он ненавидит праздники из-за нее! Что она сделала с ним? В кого превратила? Неужели эта мертвая девица вечно будет стоять между нами, как Великая Китайская стена? Мне больно от этой мысли. И с какой это стати Роберт постоянно винит себя в ее смерти?! Эта дурочка сама села за руль, сама умчалась хрен знает куда и сама не справилась с управлением. Все, конец истории!
– Приятного аппетита, мисс, – встрепенувшись, я фокусирую зрение на Анетт. Она кладет мне индейку с овощами, но я не голодна. Я расстроена и сердита, потому что устала от этого назойливого призрака, мешающего моему счастью.
– Тебе нехорошо? – Роберт мягко сжимает мое бедро, и впервые со дня нашего знакомства мне по-настоящему хочется его стукнуть. Лжец!
– Нет, с чего ты взял?
– Ты ничего не ешь.
– Просто задумалась, – для убедительности нанизываю на вилку кусочек индейки и погружаю в рот. Вкусно.
Через минуту за столом разворачивается дискуссия о предстоящем отдыхе Стюарта и Риз. Они собираются на недельку в Эл-Эй и вчера забронировали номер в «Ритц-Карлтоне».
Эл-Эй…
Я бы с удовольствием пожила там некоторое время, подальше от зоркого ока своей тетки, но, увы, у меня экзамены. Да и Роберт носится со своей работой, как кенгуру с детенышем.
В полночь, когда все темы уже были исчерпаны, все напитки испиты и все десерты распробованы, мы вшестером дружно обменялись подарками.
Эддингтоны подарили мне клевую дизайнерскую сумочку, думаю, Фабио оценит, Кристина и Майк – iРad, а Роберт золотые часы от Cartier.
Естественно, мои презенты оказались гораздо скромнее, чем я могла себе представить, но какое это теперь имело значение?
* * *
– И все-таки с тобой что-то не так.
Дома Роберт опять заводит свою шарманку. Он снимает с себя рубашку, переодевается в серые тренировочные штаны и изможденно плюхается в кресло.
– Ты твердишь об этом с тех пор, как мы сели в машину. Я что, неважно выгляжу?
– Нет, детка, но ты чересчур тихая.
Может, поговорить с ним об этом? Сейчас? О боги.
– Риз сказала, что ты любил праздники. Почему это изменилось?
– Господи, Кэтрин, – он хмурится, – я был ребенком. Людям свойственно взрослеть и менять предпочтения, разве нет?
– Да, но… судя по всему, твои предпочтения поменялись относительно недавно, так что не пытайся сбить меня с толку.
– Сбить тебя с толку?
Я киваю.
– Что ты имеешь в виду?
– Это из-за нее, да? Из-за Мануэлы?
Он глубоко вздыхает, очевидно, раздраженный моей навязчивостью, и проводит рукой по волосам, взъерошивая их.
– Тебе, видимо, доставляет удовольствие попрекать меня моим прошлым…
– Нет. Я лишь хочу понять, какое влияние твое прошлое оказывает на твое настоящее.
– Никакого. Я просто разлюбил праздники! Что в этом такого особенного?! – вспыхивает вдруг он, резко подскочив с кресла.
Вот дерьмо. Я бросилась в пасть к тигру, и разумнее было бы прекратить этот опрометчивый спор, но мне осточертели его запреты! Какого черта он возвел меня в какие-то рамки? Мы знакомы уже девятнадцать месяцев, четыре из которых официально живем вместе, и мы еще ни разу, ни разу толком не разговаривали о ней.
– Послушай, я ведь всегда искренна с тобой. Ты можешь спросить меня о чем угодно, когда угодно, и это нормально. Почему я не имею на это права, Роберт?
– Потому что это тебя не касается! – гневно выплевывает он, заставляя мое сердце болезненно сжаться. – Это прошло. Умерло. Сдохло, понимаешь?!
Я сглатываю.
– О’кей, если тебе станет от этого легче, выпусти пар…
– Какой на хрен пар?! – его грозный бас пробирает меня до костей. – Каждый, мать его, день я пытаюсь засунуть это дерьмо подальше и забыть, но твоя гребаная любознательность не дает мне покоя! Зачем? Тебе что, нравится изводить меня?!
Я поднимаю на него виноватый взгляд и сталкиваюсь с фатальной враждебностью. Он зол, ужасно зол, и едва не шипит от бешенства. Его красивое лицо раскраснелось, желваки гуляют, карие глаза расширились и потемнели. Таким он становится, вспоминая о ней… таким он становится из-за нее.
Чтоб ее!
Не дождавшись от него извинений, я разворачиваюсь и обиженно плетусь в спальню, задыхаясь от переизбытка чувств.
Черт. Мы что, поссорились?
* * *
Новогодние каникулы позади, а значит, пора браться за ум и вливаться в привычный ритм жизни. Но это оказывается не так просто, поскольку я не выспалась и с утра клюю носом.
– Кэтрин, задержись ненадолго, хорошо? – просит меня мистер Лестрейд, попрощавшись с остальными студентами.
– Что-то случилось? – закидываю рюкзак на плечо и меня тут же охватывает паника.
Невзирая на свое обещание, я решила схитрить и не надевать кольцо в академию. Роберту об этом знать необязательно, поэтому я благополучно спрятала его во внутренний карман рюкзака, и теперь мне постоянно приходится проверять, не выпало ли оно.
– Нет. Хочу обсудить с тобой один вопрос.
Вопрос? Я нащупываю кольцо и успокаиваюсь.
– Скажи, ты действительно собираешься стать режиссером?
– Э-э, да. Собираюсь.
– Уверена? Тебя совсем не привлекает, скажем, актерское мастерство?
Актерское мастерство? Он что, тронулся?
– Мистер Лестрейд, я…
– Марк, – поправляет меня он, лучезарно улыбнувшись. – Зови меня Марком, я ненамного старше тебя.
– Марк, – смущенно повторяю я. – А почему вы спрашиваете?
– Потому что на тестовых занятиях, когда мы репетировали сцену из «Римских каникул», ты здорово отыграла свою часть.
Часть? Да я произнесла-то всего-навсего два абзаца и чуть не померла со стыда. Что он несет?
