— А какая у вас программа? — поинтересовался Гога.
— У нас дистанция, — сказал Иван Петрович.
— Династия, — поправил его Петя.
— Да, — согласился Иван Петрович. — У нас цирковая династия с одна тысяча девятьсот сорок седьмого года. Именно тогда моя старшая сестра поступала в цирковое училище.
— Поступила? — спросил Гога.
— Нет, — ответил Иван Петрович. — Так что цирк — это у нас семейное. Я, молодой человек, чтобы вы знали, еще в одна тысяча девятьсот семьдесят третьем получил вторую премию на республиканском конкурсе молодых артистов эстрады в Кременчуге. Я со своим номером «Африка — континент свободы» устроил настоящий фурор во время межрегионального слета агитаторов в «Артеке» в одна тысяча девятьсот семьдесят восьмом… Нет, — вдруг возразил сам себе Иван Петрович, — таки в семьдесят девятом. Да, в одна тысяча девятьсот семьдесят девятом в «Артеке»!
— А нам, — попытался подключиться к беседе Гога, — а нам вы тоже будете показывать «Африку — континент свободы»?
— Нет, — спокойно возразил Иван Петрович. — Нет, молодой человек. Мы стараемся идти в ногу со временем. У нас с Петей программа, работаем полтора часа, дополнительно — почасовая доплата, дебет-кредит, все официально, все легально. Оплату можно по безналу, но тогда плюс десять процентов банковских.
— Ну хорошо, — сказал Гога, — это понятно. Но вы знаете нашу специфику?
— А что у вас со спецификой? — спросил Иван Петрович и бросил на Славика недовольный взгляд.
— У нас гей-клуб, — сказал ему Гога. — То есть клуб для геев, понимаете?
— Так, что у нас по геям… — Иван Петрович достал из кармана пиджака замусоленную тетрадку. — Восемьдесят долларов в час. Плюс почасовая доплата. Плюс десять процентов банковских, — добавил он как завещание.
— А вы вообще работали с такой публикой? — продолжал сомневаться Гога.
— Кхм-кхм, — тяжело прокашлялся Иван Петрович. — Работали мы тут недавно корпоратив в консалтинге. Ну так публика, я вам скажу, солидная собралась, аккуратная. И вот представьте себе, подходит к нам с Петей исполнительный директор и говорит…
— Ладно-ладно, — перебил его Гога, — знаю я этот консалтинг.
— Так что? — подал голос Славик. — Берем Бычков?
— Берем-то берем, — ответил Гога, — только как ты себе все это представляешь?
— Значит, так, — перехватил инициативу Славик, — Георгий Давидович, я все продумал. Что у нас с календарем?
— Ну? — спросил его Гога.
— Купала! Сделаем гейского Купалу! — сказал Славик и весело засмеялся.
Бычки тоже засмеялись — Иван Петрович хрипло и простуженно, Петя звонко и не в тему. И Гога тоже засмеялся, его смех был особенно нервный и неуверенный. Уже когда прощались, Иван Петрович вернулся от дверей.
— Ваши? — спросил он Гогу и указал на ботфорты.
— Да, — сказал Гога. — Друзья прислали. С Кипра. А размер не мой.
Бычко-старший подошел и пощупал голенище ботфорта.
— Хороший материал, — сказал он со знанием дела.
К гейскому Купале готовились особенно тщательно. Гога больше не доверял Славику и публикой занимался сам. Снова приглашены были партнеры по бизнесу, оптовики, друзья детства и братья Лихуи, из которых, впрочем, пришел только Гриша, потому что Савва был избит в драке на Тракторном и лежал в четвертой больнице с переломанными ребрами. Славику было разрешено пригласить работниц Дворца пионеров, всех четырех. Кроме того, набилось много неизвестной публики, которая купилась непонятно на что, но точно не на гейского Купалу. Главной ударной силой были, конечно, Иван Петрович и Петя Бычки. Специально, как они сказали, к празднику ими был подготовлен номер «Огни Каира», что, по безапелляционному утверждению Славика, который присутствовал на прогоне, должен был всех порвать. На сцену Бычки вышли в костюмах фараонов, взятых в парке аттракционов. Зазвучала музыка. Вспыхнули софиты. Петя Бычко легко прогнулся и сделал мостик. Иван Петрович напрягся, крякнул, но тоже сделал мостик. Публика зааплодировала. Гриша Лихуй, который пришел уже пьяный, вскочил на ноги, но не удержался и завалил официанта. Охрана бросилась его поднимать и выводить, но Гриша сопротивлялся. Он свалил с ног одного охранника и успешно отбивался от другого. Саныч увидел драку и взялся растаскивать. Оптовики, которые уже сидели без галстуков, увидели, что бьют Гришу Лихуя, и, забыв прошлое, кинулись ему на выручку. Гриша в это время метнул одного охранника на сцену, тот врезался в стойку, где висели фонари. Стойка не выдержала и завалилась на Ивана Петровича, который стоял мостиком. Младший Бычко этого всего не видел, поскольку сам стоял мостиком. Публика бросилась вытаскивать Ивана Петровича из-под арматуры, но им мешал Гриша, который сцепился сразу с охранниками и оптовиками, не желая никому из них уступать. Тут младший Бычко повернул-таки голову и увидел папу под горой металлолома. Он дернулся было в его сторону, но отец угрожающе выбросил вперед руку, мол, назад, на сцену, ты артист, так что давай, дари людям радость! И Петя понял его, понял без слов этот последний отцовский наказ. И снова сделал мостик. И публика тоже все поняла, и скрутила Гришу Лихуя, и потащила его в туалет отливать холодной водой.
— Давай, Петя, давай, сынок, — прошептал Иван Петрович из-под арматуры, и тут прозвучал взрыв: Гриша Лихуй, обидевшись на всех и не имея больше сил сопротивляться, достал из кармана пиджака ручную гранату и швырнул ее в крайнюю кабинку. Унитаз треснул, как грецкий орех. Из кабинки повалил дым. Публика кинулась на выход. Саныч пытался собрать побитых охранников, Гога стоял возле сцены и ничего не понимал за этим кавардаком и этим дымом.
— Георгий Давидович! Георгий Давидович! — подбежал к нему запыхавшийся Славик. — Беда, Георгий Давидович.
— Что случилось? — растерянно спросил Гога.
— Кассир! — прокричал ему Славик. — Кассир, сука, сбежал! С выручкой!
— Куда сбежал? — не понял Гога.
— Да тут недалеко! — продолжал кричать Славик. — Я знаю. Сейчас будет спускать бабки на игровых автоматах! Давайте, мы еще успеем!
И Славик побежал на выход. Гога, сам того не желая, пошел следом. Саныч оставил контуженных охранников и отправился за ними. На улице их уже ждал горбун.
— Садитесь, — крикнул, — скорее!
В машину, кроме Славика, Гоги и Сан Саныча, запихнулись еще две работницы Дворца пионеров, Петя Бычко и, что примечательно, задымленный и оглушенный Гриша Лихуй, кричавший больше всех, будто это его выручку только что украли. Горбун рванул вперед, Славик показывал дорогу, но ему мешал Гриша, на котором все еще дымился пиджак с одним оторванным рукавом. Горбун злился, но продолжал разгонять машину. Работницы Дворца пионеров визжали на поворотах. В конце концов горбун не удержал руль, и такси, выскочив на встречную полосу, вылетело с дороги и врезалось в киоск с газетами. Газеты разлетелись повсюду, как напуганные гуси. Было четыре утра, тихо и спокойно. По улице проехала поливальная машина. Двери разбитого такси тяжело открылись, и оттуда начали вылезать пассажиры. Первым вылез Гриша Лихуй в пиджаке с одним рукавом. Увидел газеты, взял одну и пошел вниз по улице. За ним со змеиной пластичностью выполз Петя Бычко в костюме фараона. За Петей вывалился Сан Саныч и вытащил двух работниц Дворца пионеров. Изнутри работниц выталкивал Славик. Потом вытащили Гогу. Гога потерял сознание, но скорее от горя. Горбун вышел сам — он, казалось, сгорбился еще больше. В принципе, больше всего пострадала одна из работниц Дворца пионеров, Анжела — по дороге Гриша Лихуй выбил ей зуб. Сан Саныч отошел в сторону и достал из кармана отключенный еще вчера телефон. Попробовал его включить. Посмотрел на время — 4:15. Проверил автоответчик, не было ли новых сообщений. Новых сообщений не было.
