Все повернулись к нему, и даже Малыш, разомлевший от долгого жаркого дня и обильной еды, посмотрел вопросительно и навострил уши.
— Верочка! Я даже не знаю, как сказать. «Выходи за меня» — слишком обыденно, «будь моей женой» — банально… Ну не руку и сердце же тебе предлагать, как в романе! В общем, я хочу, чтобы ты всегда была со мной. И в знак этого — вот…
Он неловко полез в карман джинсов, вытащил коробочку с кольцом и положил на стол перед ней.
— Вот, это тебе. Если ты согласна, конечно.
Верочка открыла коробочку, охнула и осторожно достала кольцо.
— Какое красивое! — выдохнула она. — Спасибо, Максим! Я… — Голос ее чуть дрогнул. — Я так ждала этого!
На следующий день, в воскресенье, спали до полудня. Потом снова купались, жарили шашлыки… Верочка плела венки из полевых цветов, Малыш радостно носился по огромному огороженному участку, пытаясь поймать большую пеструю бабочку. В нем неожиданно проснулась щенячья игривость.
Максим вспомнил про фотоаппарат, прихваченный из города.
— Сейчас я на вас фотоохоту проводить буду! Сделайте, пожалуйста, умные лица!
Щелк! И Малыш запечатлен с бабочкой-капустницей, усевшейся ему прямо на нос. Щелк! Леха исполняет «танец с саблями» с шампурами в руках. Щелк! И Верочка в венке из ромашек и васильков, похожая на юную лесную фею, улыбается в объектив… И не разглядишь сразу, что в глубине глаз притаилась печаль.
Максим не знал, что всего через несколько дней он будет смотреть на эти фотографии со смешанными чувствами, переходя от отчаяния к надежде и от надежды — к отчаянию. А уж тем более что эти выходные на даче станут последними спокойными днями в его жизни, которая разделится на «до» и «после».
Не дано человеку знать будущее — может, и к счастью.
А пока… Казалось, что время замедлило свой бег, а городская жизнь с ее постоянной суетой осталась где-то далеко-далеко. Спохватились только к вечеру. Наташа взглянула на часы, ойкнула:
— Надо же, половина восьмого! Ехать пора, завтра на работу.
— Да ладно, — лениво отозвался Леха, — я вообще только в понедельник выезжаю. А сейчас — пробки везде, самое время для них. Остались бы, куда торопиться!
Максим был не против, но Наташа с Верочкой решительно воспротивились:
— Нам себя в порядок привести надо!
Максиму стало смешно. На его взгляд, именно сейчас они выглядели лучше, чем когда-либо, но спорить он не стал.
Домой возвращались поздно, ближе к полуночи. Максим вел машину, сосредоточенно следя за дорогой, а Наташа с Верочкой устроились на заднем сиденье и самозабвенно обсуждали достоинства и недостатки косметики «Орифлейм». К их разговору он не прислушивался, но оттого, что две дорогие и близкие ему женщины нашли, наконец, общий язык, на душе было тепло и спокойно.
В понедельник утром Максим бесцельно слонялся по квартире. Вот так всегда! Пишешь книгу — торопишься закончить, а дописал — наваливается пустота и скука. Надо бы в издательство позвонить, что ли, — узнать, нет ли претензий по тексту, ну и насчет гонорара намекнуть… Только ведь рано еще, всего девять часов. В это время там еще нет никого.
Максим подхватил с полки томик Куприна и залег на диван. Верно говорят, что ждать и догонять тяжелее всего, так зачем дергаться зря? Можно заняться чем-то более приятным и полезным — русской классической литературой насладиться, например. А то недолго и совсем обалдеть от своих колдунов с двуручными мечами. Около одиннадцати он с некоторым сожалением оторвался от «Поединка» и набрал знакомый номер.
— Добрый день. А Николая Алексеевича можно услышать? Максим Сабуров беспокоит.
Секретарша Леночка почему-то замялась и, как-то странно понизив голос, нерешительно ответила:
— Знаете, нет его.
— Ага. — Настроение у Максима сразу упало. — А когда будет?
— Не знаю, ничего не могу сказать, — быстро сказала девушка.
— Что случилось? Заболел он, что ли?
Молчание в трубке затянулось. Наконец, Леночка будто собралась с духом и выпалила:
— Пропал. На работу не пришел, и дома его нет… Жена звонила уже, спрашивала. — Потом подумала еще и добавила: — Может, с Марьей Сергеевной поговорите? — И, не дожидаясь ответа, сказала: — Соединяю.
Максим сидел с трубкой в руках, слушая дурацкую механическую музыку. Ждать пришлось долго, и он постепенно начал злиться. Ну что за тайны мадридского двора, в конце концов? Что значит — пропал? Он уже собирался отключиться, когда что-то щелкнуло и спокойный, чуть хрипловатый голос произнес:
— Слушаю вас, Максим Александрович.
В присутствии Марьи Сергеевны — заместителя главного редактора, сухой, насмешливой, очень интеллигентной дамы лет пятидесяти — Максим почему-то всегда чувствовал себя как провинившийся школьник, вызванный к завучу. Вот и сейчас смутился и начал сбивчиво объяснять:
— Я вообще-то с Николаем Алексеевичем хотел поговорить. Понимаете, я вам новый роман отправил, еще в пятницу… Хотелось бы узнать, что к чему.
— Да, Максим Александрович… Когда у вас срок сдачи рукописи?
— Через три дня. — Неизвестно почему, Максим почувствовал себя виноватым, как будто не принес вовремя реферат по географии за седьмой класс.
— Очень хорошо. Не сочтите за труд, пришлите, пожалуйста, еще раз. Мы с вами свяжемся.
Вот те на! Прямо ушат холодной воды на голову. Ладно, текст переслать второй раз — труд невеликий, но Николай Алексеевич-то куда мог подеваться? Запил, загулял, провел три ночи в постели случайной любовницы? Не похоже это на него, ох не похоже…
Максим включил компьютер. Та-ак, посмотрим… Вот она, папочка «Мои книги». Прямо собрание сочинений. Вот первый роман — «Зеркало снов», потом — «Колдун и ведьма», «Надежда для проклятых», «Чернокнижник»…
Максим вглядывался снова и снова, до боли в глазах, но самый его последний роман — «Встречайте Короля!» — исчез бесследно. На всякий случай он запустил программу «Поиск» (вдруг да поместил не в ту папку по рассеянности!), но и тут компьютер выдал бесстрастный ответ: «Файл не обнаружен». Проверил «корзину» — и там пусто…
Вот это да! Максим почувствовал, как холодный пот выступает на лбу крупными каплями и пальцы снова начинают предательски дрожать. Это что же значит? Неужели права была Верочка и кто-то действительно наведывался сюда в их отсутствие? Странный такой взломщик — ничего не украл, даже не трогал почти, только вот файл зачем-то уничтожил.
Вот еще глупость какая лезет в голову! Максим даже устыдился собственных мыслей. Нечего списывать собственное разгильдяйство на вмешательство потусторонних сил.
Он вспомнил про Николая Алексеевича — и на душе стало совсем уж муторно. От слов «пропал» или «ушел и не вернулся» веяло прямо-таки ледяным ужасом. Он ведь не малый ребенок, который мог заблудиться, не старик, выживший из ума и потерявший память, не легкомысленная девица, в конце концов! Куда же он мог вот так «пропасть»?
