Все против нее!
Она мечтала отогреться, выспаться, а на следующее утро отправиться обратно домой, к своим дорогим малышам.
Номер Саманты был небольшим, скромным, но — что понравилось ей больше всего — теплым. Кен поселился в номере напротив.
Саманта была только рада его предложению отдохнуть пару часов перед ужином. Она была благодарна ему за понимание, а еще за то, что он не торопил ее.
Саманта знала, что он хотел бы заняться с ней любовью, но держал свое желание в узде. Так что они до сих пор оставались друзьями, а не любовниками.
Она лежала на кровати и никак не могла расслабиться. Все, что рассказал ей Кен, бесконечно вертелось в ее мозгу, и в конце концов от напряжения у нее разболелась голова. Значит, Джек стал инвалидом… Какое страшное слово!
Саманта вспомнила, как увидела его в первый раз. Он широкими шагами вошел в кабинет своей матери, миссис Райдмен.
Келли вышла на минуточку, оставив Саманта одну.
— Добрый день! — Джек удивленно посмотрел на молодую девушку, изучающую какие-то бумаги. — Позвольте представиться. Джек Райдмен. — Он протянул ей руку.
Саманта поднялась с кресла.
— Здравствуйте. Я Саманта Мартин. Новая помощница миссис Райдмен.
Так вот он какой! — мелькнуло тогда у нее в голове. Очень похож на Моррисона, только выше ростом.
Завязалась непринужденная приятная беседа. И с каждым его словом сердце Саманты все больше наполнялось состраданием к Джиму, который никогда не сможет вот так с ним поговорить… У него такой замечательный сын!
От горестных мыслей Саманту отвлек голос вошедшего в номер Кена.
— Не можешь уснуть? — заботливо поинтересовался он. — Сказывается разница во времени. Нужно привыкнуть. Ты устала, но не можешь расслабиться, так ведь? Такое бывает при смене часовых поясов. Я раньше тоже с трудом привыкал, но теперь умею быстро приспосабливаться.
— Тебе хорошо, — сказала Саманта.
К счастью, Кен не уловил насмешки в ее тоне. Тем не менее, Саманта пожалела, что позволила иронии прорваться. И тут же головная боль с новой силой забилась в висках.
Это все мысли о завтрашнем дне, грустно подумала она. Мысли о встрече с Джеком. Они дамокловым мечом висели над ее головой.
— А что, если нам заняться любовью? — сказал Кен, обняв ее за талию и привлекая к себе.
Но Саманта вдруг испугалась настойчивого прикосновения его рук. Иногда она вообще сомневалась, что сможет когда-либо снова ответить на мужскую ласку.
Из-за этой неуверенности ее слова прозвучали резче, чем она хотела:
— Ох, Кен, только не сейчас! — Высвобождаясь из объятий Кена, она тут же почувствовала себя виноватой за причиненную ему боль. — Я… я хочу принять душ и переодеться к ужину. Ты не возражаешь?
Кен был в нерешительности.
— Что-нибудь случилось? — Встревоженный нервозностью Саманты, он внимательно посмотрел на нее.
Она развела руками.
— Просто у меня разболелась голова, — пришлось признаться ей. — Это началось… как только мы сошли с самолета. Прости, но я действительно ужасно себя чувствую.
— Что же ты сразу не сказала? — Кен ушел в свою комнату и вскоре вернулся с какими-то таблетками. — Вот, выпей парочку. Это поможет. Головная боль пройдет, и ты легче приспособишься к перемене часового пояса. — Он поцеловал ее в лоб. — Прими холодный душ. А через полчаса я буду ждать тебя внизу в баре. Обещаю, что ты будешь другим человеком.
Саманте хотелось бы в это верить. Когда Кен уходил, она поблагодарила его за заботу теплым поцелуем в щеку.
— А ты знаешь, что я недостойна тебя? — прошептала она, нежно пробежав пальцами по его лицу.
Он поймал ее пальцы и поцеловал, прежде чем попрощаться с шутливой грубоватостью.
Погода на следующие утро немного изменилась: столбик термометра опустился еще ниже, но ветра не было.
На личном вертолете Джека она перелетели через горный хребет Брукс. Дальше пришлось двигаться на снегоходе.
— Похоже, в этих местах живет не особо много людей, — поделилась своими наблюдениями Саманта.
— Да, ты права. Здесь жить трудно и довольно скучно. Большинство населения составляют эскимосы. Многие из них до сих пор верны традициям, живут в ярангах и занимаются охотой на тюленей, но немало и таких, кто стал наниматься в строительные и нефтедобывающие компании.
Саманта любовалась необычным пейзажем. На много миль простирались снежные пустыни, правда кое-где виднелись небольшие оазисы цивилизации: то небольшая деревня, то какая-то вышка.
— А почему вертолет не доставил нас прямо к дому? — поинтересовалась она.
Кен скорчил недовольную гримасу.
— Причуда моего брата. Но не стоит сердиться на него за это. У него так мало радости в жизни.
— Но все же почему?
— Когда Джек сюда переехал, он долгое время пребывал в состоянии сильной депрессии. Его совершенно ничего не интересовало. Мечты о карьере врача пошли прахом, и он никак не мог найти себе занятие. Однако в конце концов он решил заниматься фотографией.
Кто бы мог подумать! Саманта не переставала удивляться.
— И что он фотографирует?
— В основном его объекты — это животные, а нередко и местные жители. Сейчас недалеко от дома пасутся олени. Они перебираются на континент, подальше от моря. Вот Джек и хочет, чтобы они подольше там оставались, а шум вертолета может спугнуть животных. Но лично я считаю, что это все ерунда, — поделился своими соображениями Кен. — Животные уже давно не боятся цивилизации.
Саманта никак не стала комментировать услышанное. Она ничего не знала об этих местах, а судить о том, в чем плохо разбираешься, считала неуместным дилетантством.
Когда они подъехали к дому, навстречу им вышла немолодая женщина в роскошной норковой шубе.
Саманте такое одеяние показалась несколько неуместным. Шуба не казалось особо теплой. Ее фасон куда больше подходил для званых вечеров где-нибудь в Нью-Йорке, или даже в жарком Лос-Анджелесе, чем для суровой температуры Заполярья.
Саманта сразу догадалась, что перед ней Элизабет, бывшая жена Моррисона, мать Кена и Джека.
4
— Кен!
Сын покорно выдержал горячие объятия матери. А Саманта смотрела на нее и удивлялась, до чего же злые у этой женщины глаза.
Именно такой она ее себе и представляла, за исключением шубы, конечно. До чего же все-таки нелепо она в ней выглядит! — не унималась Саманта. Интересно, может Элизабет еще и спать ложится накрашенной?
Кен, наконец, освободился от материнских объятий и принялся отвечать на ее бесконечные вопросы. Да, они прекрасно долетели; да, он великолепно себя чувствует; нет, работал не слишком много; нет-нет, нисколько не похудел.
