— Почему бы и нет, когда стемнеет. Да, черт возьми, как стемнеет, так и поступим. Но я серьезно, Джейни. По-моему, тебе обязательно нужно поговорить с матерью...
Джейни со вздохом закатывает глаза.
— Может быть.
_____
9.49
Она легонько стучится в дверь маминой спальни.
Косится на Кейбела.
Джейни не воспринимает эту комнату как часть дома. Для нее это скорее дверь в другой мир, портал в обитель скорби, откуда время от времени появляется и куда исчезает Доротея. Она даже мельком туда не заглядывает, только когда входит или выходит мать.
Она ждет. Заходит, на всякий случай подготовившись к возможной атаке сна. Но ее мать сейчас не видит снов. Джейни вздыхает и озирается.
Сквозь прорехи в старой занавеске в комнату пробиваются солнечные лучи. Мебели немного, но беспорядок царит страшный. Рядом с кроватью на полу валяются картонные тарелки, стаканы, пустые бутылки. Жарко, воздух спертый.
Мать Джейни спит лежа на спине, узкая ночная рубашка облегает ее тощее тело.
— Мам, — шепчет Джейни.
Тишина.
Чувствуя неловкость, Джейни на цыпочках придвигается ближе. Половицы скрипят под ногами.
— Мама, — произносит она уже громче.
Ее мать бурчит что-то невнятное, с трудом разлепляет глаза, щурится и чуть приподнимается, опираясь на один локоть.
— Мн-не звонят? — выговаривает она заплетающимся языком.
— Нет. Я... Уже почти десять часов, и я просто подумала...
— А ты что, в школу не пошла?
У Джейни отвисает челюсть.
«Это у тебя шуточки такие или как?»
Она набирает побольше воздуху, собираясь выложить матери всю правду и напомнить ей о школьном выпускном вечере, который та пропустила, а еще о том, что сейчас лето и занятий все равно быть не может, но решает, что время не самое подходящее.
— Да сегодня занятий нет, — вырывается у нее, прежде чем Доротея успевает ляпнуть что-нибудь в том же духе. — Я вот хотела спросить про Генри, тебе сегодня надо идти в больницу или не надо? Я не хочу...
При упоминании имени Генри мать Джейни судорожно втягивает воздух.
— О боже! — стонет она, как будто только сейчас вспомнила, что случилось.
Она перекатывается на кровати, встает и нетвердой походкой ковыляет мимо дочери из комнаты. Джейни идет за ней.
— Мам, — окликает ее Джейни в полной растерянности.
Когда они поворачивают на кухню, она бросает беспомощный взгляд на Кейбела. Тот в ответ пожимает плечами.
— Мама!
Доротея достает из холодильника апельсиновый сок, лед и водку из морозилки и смешивает свой утренний коктейль.
— Что? — гнусаво отвечает она.
— Этот Генри и есть мой отец?
— Ну конечно он твой отец. Я же не шлюха.
Кейбел в соседней комнате приглушенно хмыкает.
— Понятно. Он что, умирает?
Мать Джейни делает большой, жадный глоток.
— Так они говорят, — отвечает она, оторвавшись от стакана.
— Ладно. А что с ним — несчастный случай или болезнь какая, что?
Доротея пожимает плечами и рассеянно машет рукой.
— У него мозги скукожились. Или там опухоль завелась. Вроде того.
Джейни вздыхает.
— Ты хочешь, чтобы я сегодня опять поехала с тобой в больницу?
Впервые за весь разговор мать смотрит на дочь.
— Опять? Вчера ты со мной не ездила.
— Мам, я приехала туда сразу, как только смогла.
Мать Джейни допивает коктейль и пожимает плечами. Она стоит у кухонного стола с пустым стаканом в одной руке и бутылкой дешевой водки в другой и пялится на свои руки. Потом ставит и то и другое на стол и закрывает глаза. Из-под опущенных век по щекам текут слезы.
Джейни закатывает глаза.
— Так ты едешь в больницу? — Она начинает сердиться, а потому храбрится. — Я не собираюсь торчать тут весь день, ожидая неизвестно чего.
— Да вали ты куда хочешь и делай что вздумается, как ты всегда и поступаешь, потаскушка. Я все равно туда не собираюсь, вот так! — заявляет Доротея.
Покачиваясь, она проходит мимо дочери, исчезает в своей спальне и закрывает за собой дверь.
Джейни глубоко вздыхает и возвращается в гостиную, где сидит оказавшийся невольным свидетелем всей этой сцены Кейбел.
— Прекрасно, — говорит она. — И что теперь?
Кейбел качает головой. Вид у него раздраженный.
— Ну а сама-то ты что думаешь?
— Навещать его я не собираюсь, если ты об этом спрашиваешь.
— Я? Я-то тут при чем? Если тебе охота повидать этого парня, это твое личное дело.
— Правильно. Вот и хорошо.
— Я просто хочу сказать: он тот еще папаша. О тебе не заботился, ничего для тебя не делал. Может, у него вообще другая семья. Ты только представь — ты туда заявишься, а они все у него в палате... Каково тебе будет?
Кейбел умолкает.
— Господи, об этом я даже не подумала.
— Я тут пытаюсь вспомнить, были ли в нашей школе какие-нибудь Фингольды. Может, у тебя есть сестрица или братишка по отцу?
— Есть один парень с такой фамилией, Джош зовут, баскетболист, — вспоминает Джейни.
— Нет, этого я знаю, он Финштейн.
— Ах да.
Они задумчиво умолкают.
— Фингольд — это ведь еврейская фамилия? — спрашивает Джейни.
— Ну и что это меняет?
— Ничего, конечно. Просто интересно. Я ведь ничего не знаю о своих корнях, понимаешь? История, предки, все такое — это ведь круто.
Джейни снова задумывается.
Кейбел кивает.
— Да, понятно. Думаю, и не узнаешь.
Джейни замирает, смотрит на Кейбела.
Не может сдержаться и бьет его по руке.
Сильно.
— Ах ты гад!
Кейбел со смехом потирает руку.
— Вот тебе раз. Сейчас-то я в чем провинился?
— В дерьмо меня окунул, вот в чем, — отвечает Джейни с притворным возмущением.
И качает головой.
— Проехали, — говорит он. — Скажи лучше, раньше тебя это волновало? Ты когда-нибудь интересовалась тем, кто твой папаша?
Джейни вспоминает сон своей матери, который повторялся снова и снова, как калейдоскоп. В этом сне Доротея и какой-то хиппи летали по небу, взявшись за руки. Да, она думала о своем отце, и не раз. Неужели этот парень из сна и есть Генри?
