Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 82
Возможно, Саша преувеличивала, но ей казалось, что у стариков появились какие-то тайны, в которые они не спешили посвящать единственную внучку. Разговоры при ней умолкали, хотя сидела она частенько до упора, и тогда дед, краснея от злости, начинал орать на бабушку без повода, пыхтел, словно закипавший чайник, а та покорно терпела.
У Саши разрывалось сердце от их ссор. Пару раз она рискнула возмутиться, но бабушка вызвала ее на кухню и неожиданно строго сказала:
— Ради бога, не вмешивайся! И дедушку не осуждай! Мы столько лет прожили вместе, так что научились ладить при любых обстоятельствах.
— Ладить? — взвилась Саша. — Ты это называешь «ладить»? — И кивнула на комнату, где дед в приступе гнева расколошматил о пол вазу из чешского стекла.
Бабушка обняла ее за плечи, притянула к себе и, как бывало в детстве, поцеловала в макушку.
— Молодая ты! Видишь лишь то, что на поверхности…
И заспешила к деду, который, ворча под нос, заметал веником осколки вазы на совок.
Но незадолго до бабушкиной гибели Саша не выдержала и назвала деда тираннозавром.
— Что ты набрасываешься на людей, как звероящер? — выкрикнула она в ярости в ответ на его полную яда тираду, направленную, как стрела, в беззащитную бабушкину голову. — И грызешь, и грызешь! Дай ты ей покой, в конце концов!
Дед словно ждал этого взрыва. И мигом переключился на внучку. Он — прежде интеллигентный и сдержанный — бил себя в грудь кулаком, и вопил, и ругался, как базарная торговка. А ее, Сашку, любимую внучку, назвал неблагодарной тварью, напомнив, кто ее вырастил, пока родители занимались непонятно чем. Саша не стала выслушивать до конца гневную рацею и ушла, демонстративно хлопнув дверью. В лифте она немного успокоилась и дала себе зарок не показываться у стариков по крайней мере пару недель, пока дед не прекратит обливать всех желчью. На большее у нее просто не хватало злости.
Вскоре после ссоры Саша уехала отдыхать на Байкал, как раз на пару недель, не ведая, что все печальное впереди. И размышляла, не задержаться ли на пяток дней, но ночью позвонила мать. Саша с трудом разобрала сквозь помехи ее расстроенный голос: «Приезжай, погибла бабушка!» — и мигом перестала что-либо соображать. Она не впала в истерику от горя, не причитала от чувства вины, просто тупо стояла посреди номера, не понимая, что ей делать, как поступить дальше…
Добрая душа и хозяин турбазы — бурят Доржи, которого все называли Жориком, к утру подбросил ее до иркутского аэропорта на собственной машине. К рейсу успели, но билетов на него не осталось. Саша впала в отчаяние: на поезде пришлось бы добираться два дня. Но тут Доржи сбегал к директору аэропорта, от чего мигом нашлось свободное место. На автопилоте она поднялась в самолет и пришла в себя от окрика бортпроводницы:
— Девушка, вы глухая? В третий раз прошу: пристегните ремни!
Дома поплакать толком не пришлось. Саша отпаивала валерьяной мать, души не чаявшей в свекрови. Похоронами тоже пришлось заниматься ей. Отец, и раньше не числившийся в смельчаках, растерялся и, приняв на грудь для храбрости, не просыхал все горькие дни прощания с матерью. Дед же и вовсе точно обезумел. Колючий и злобный в скорби, загнанной вглубь, он не подпускал родню на пушечный выстрел. И как Саша ни пыталась, помириться не получилось. Не сумела признать сердцем, что была виновата, а дед это чувствовал. И правда, в чем ее вина? Придирки деда — мелкие, но злые и обидные, могли кого угодно довести до белого каления. И, видит бог, она терпела до последнего! Единственно, с бабушкой нужно было попрощаться перед отъездом, обнять, успокоить. Эх, знать бы наперед, что все обернется таким образом! Но в бедах и поражениях люди сильны задним умом, а в том, что случилось, как говорил дед, нет сослагательного наклонения. Правда, это относилось к истории, но какая разница?
Саша старалась найти оправдания, корила себя за черствость и упрямство, но на душе легче не становилось. А после того как ушел из жизни дед, чувство вины и вовсе удвоилось… К тому же она не верила, что бабушка погибла случайно, а дед покончил с собой. Саша перебирала в памяти последние события, сравнивала, анализировала и все больше склонялась к тому, что права в своих подозрениях и нужны лишь несколько пазлов, чтобы сложилась целостная картина преступления.
Но где и как отыскать эти пазлы, она не знала и напрасно ломала голову, пока не вспомнила, что в начале весны дед давал интервью местному щелкоперу Никите Шмелеву, известному своими нападками на местных чиновников и полицию. Помнится, Саша тогда удивилась, что Шмелева, разоблачителя криминала во власти и вне ее, заинтересовала вдруг довольно мирная тема культуры региона, исторического переплетения этносов и религий, в чем дед был большим специалистом.
А статья, которую дед собирался вставить в рамочку, оказалась вполне интеллигентной, без присущих Шмелеву выпадов и ехидных комментариев.
Словом, недолго думая, Саша миновала вахтера, бросившего на нее бдительный взгляд, поднялась на лифте на третий этаж, где располагалась редакция, и стала разыскивать нужную табличку. Она представляла жизнь редакции куда более кипучей, но вокруг было на удивление пусто и уныло, а жизнь, похоже, теплилась только в конце коридора, откуда доносились негромкая музыка и взрывы смеха. Саша направилась было туда, но, скользнув взглядом по табличке на ближней двери, притормозила. «Корреспонденты» значилось на ней, а чуть ниже «Никита Шмелев. Анна Гурова. Сергей Чупров».
Ага, значит, здесь!
За стеной истошно верещал женский голос. Не успела Саша постучать, как дверь распахнулась, и наружу рванулась девица, отчаянно рыжая и коротко стриженная, отчего голова ее смахивала на новогодний мандарин. Лицо «мандаринки» покрывали красные пятна, и она клокотала от злости, точно камчатский гейзер. Чуть ли не размазав Сашу по стенке, девица смерила ее яростным взглядом и ринулась по коридору прочь, влетев, словно торпеда, в открытые двери лифта. Саша замешкалась и снова едва не пострадала: следом выскочил молодой человек лет тридцати — лохматый, небритый, в черной майке с оскаленной волчьей мордой и в шортах цвета хаки.
— Черт! — выругался он сквозь зубы, заметив Сашу, и скривился: — Вы к кому?
— Мне нужен Никита Шмелев, — молвила она и храбро вздернула подбородок.
— Ну, я — Никита Шмелев! Чего надо? — сурово поинтересовался лохматый тип и, засунув руки в карманы, уставился на нее с наглой ухмылкой.
Саше он крайне не понравился — самонадеянный и плохо воспитанный провинциальный «мачо». Таких парней она презирала и знакомиться с ними не спешила. Но тут было не до принципов. И она сделала вид, что наглости не заметила.
— Я знаю, — сказала сухо Саша. — Видела ваше фото в газете. — И не сдержалась, съязвила: — Надеюсь, не очень помешала?
Никита не ответил, преувеличенно тяжело вздохнул и поинтересовался:
— И зачем я вам понадобился?
Саша вынула из сумки сложенную вчетверо газету и сунула ее Никите под нос.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 82
