— Кто? — рявкнул Андрей Иванович. — Кто посмел?
— Я. — Жанна встала и вызывающе посмотрела на обновленца. В старые добрые времена он руководил строительным трестом. Говорили, будто матерится он просто виртуозно. А все остальное делает кое-как. — Комиссия по приватизации.
— Там, где больше всего воруют, — уточнил губернатор-правдолюб. Среди своих он абсолютно не стеснялся ни в выражениях, ни в оценках. — Вы нам задолжали! А еще смеетесь. Сесть!
Жанна снова рассмеялась.
— Встать! Выговор! С занесением! С потерей в зарплате и премии! С подачей заявления об уходе! Быстро извиняться! Ах, не хотите, тогда в прямой эфир! В прямой эфир! В передачу: «На связи обком». Ну, вы поняли. Ирочка, запишите. Пусть там посмеется. Коза. — Андрей Иванович замолчал и обвел тяжелым взглядом конференц-зал. — Кто-то еще хочет на телевидении рожу показать? Что-то умное про президента сказать? Или опять — я?
— Опять — вы, — раздался нестройный гул голосов. — Вы, у вас получается. Нам так нравится. Нам всем еще поучиться надо.
— Правильно, а на этой, — Андрей Иванович нахмурился и кивнул в сторону Жанны, — а на этой мы поучимся, как не надо. Теперь о дефиците. Он во многом создается искусственно. Вот, например, моя супруга. Знает же, что я кашу не ем, а все тащит и тащит в дом крупу. Уже дошла до того, что запасает просо, которым лично я в армии обожра… обкушался. Надо объяснить своим домашним, что это вещи вредные, во всяком случае во время выборов.
Жанна живо представила себе, как матрона-губернаторша скупает каши, не стесняясь суровых взглядов охранников и величественного вида припаркованного у гастронома «мерседеса», и снова не удержалась. Хмыкнула.
— Так, ты, смешливая, уже доигралась. Останешься, будем говорить лично, — пообещал Андрей Иванович.
Он так разозлился, что остаток разговора провел скомканно и без примеров из жизни. Он очень расстроился, так как не любил даже намека на то, что может вызывать смех. Что это, над чем эти «хиханьки»? А все — вертихвостка.
— И откуда взялась? — спросил он, когда совещание в пятом часу наконец завершилось. — Кто подослал нам такую диверсантку? Кому спасибо говорить?
— Глебов, Виктор Федорович, — ответила Жанна.
В принципе она очень мало дорожила этим местом работы. Скорее, здесь она пристроилась в ожидании места, которое вот-вот должно было освободиться в частном банке. Глебов расписал ей здешние возможности, намекнул, что ее подпись под определенными бумагами может стоить что-то около маленькой женской иномарки. Но пока золотой дождь так и не пролился, а место в банке не сегодня-завтра можно было занять. В целом, Жанна была готова к позорному изгнанию. Она бы даже обрадовалась ему.
— Я вижу тебя насквозь, — сообщил Андрей Иванович, балуясь с буденновскими усами. — М-да… Удружили. Ты ж чего сразу не сказала, что такая юморная? Я бы тебя на детскую комиссию с дорогой душой. Утренники там… Ладно. Разберемся. Но на телевидение — будь любезна. Раз в протокол (он делал ударение на первый слог) записано, тут уже все. Буква. — Андрей Иванович поднял вверх указательный палец. Чем-то он даже понравился Жанне.
Интересно, а если бы она пришла не от Глебова, чем бы закончилась для нее эта выходка?
Она выступила по телевидению. Жанна посмотрела передачу в повторе и ужаснулась. Телеоператор, видимо, был женоненавистником. А может, дело не в нем. Толстая старая женщина с прокуренным и пропитым голосом. Единственное достоинство, которое Жанна отметила у себя на этой пленке, — это внушительность. Ужасно. Приходилось признать, что Андрей Иванович выглядел действительно фотогеничнее своих подчиненных. Но этот визит на телевидение подарил ей Славика. Глупо, но романтично. У самого выхода из губернаторского дома, построенного из красного кирпича и немецкого пластика, ее остановил мальчик.
— Здравствуйте, Жанна Юрьевна. Меня зовут Славик. Моя фамилия Ищенко. Я — никто, ничто и звать меня никак. — Он улыбнулся и тряхнул светлыми длинными волосами.
— Вы хотите приватизировать детский садик? — нахмурилась Жанна. Глебов оказался прав. Ей уже начали предлагать деньги. Настоящие деньги. Но для того, чтобы их взять, сначала нужно было ослепнуть, оглохнуть, а лучше — ополоуметь. У Жанны вдруг появлялась крамольная, мерзкая мысль, но избавиться от нее, как от наваждения, было просто невозможно — сюда нужно устроить Лялечку. Самое оно.
— Нет. — Он снова мягко улыбнулся. — Нет, я хочу приватизировать вас. На этот вечер, а там посмотрим.
— Как говорил граф Калиостро, все люди делятся на тех, которым что-то нужно от меня, и тех, от которых что-то нужно мне. Мне от вас ничего не нужно. Итак?
— Это вам пока от меня ничего не нужно, а потом сахаром не отманишь, — уверенно сообщил Славик Ищенко и принял позу финалиста конкурса «Мужская красавица». — Ну как?
— Цинично, — сказала Жанна. — Но избавьте меня от своего общества.
— Поверьте, Жанна Юрьевна, со мной гораздо интереснее, чем с телевизором или с собачкой, если она у вас есть. При случае меня можно дернуть за волосы, ущипнуть, пнуть коленкой под зад. Я на многое способен. А пока пойдемте в кафе, познакомимся. Эквивалент десяти долларов у меня есть, а если вы на диете, то мы можем просто выпить.
— Вы больной? — участливо спросила Жанна. Примерно так же непосредственно вела себя Лялечка. И все свое детство бедная девочка провела под надзором врачей. — Вам плохо?
— Скучный вы человек, Жанна Юрьевна. — Славик присел на корточки и стал рассматривать ее ноги. — По-моему, вам терять нечего. Мое предложение шокирует вас только потому, что вы мещанка. Если я скажу, что влюбился в вас с первого взгляда, то вы не поверите, а если скажу правду, дадите мне по морде. Так идем?
Лоб его был узок. До чрезвычайности. Линию его спасали только светлые волосы.
Когда они начнут редеть и выпадать, у Славика появится шанс получить некоторые признаки интеллекта. А пока — в нем было то, что называется харизмой, и то, что Андрей Иванович путает с Харибдой. Недавно на совещании шеф заявил, что наш президент с его Харибдой является нашим гарантом. «А как у него со Сциллой?» — хотела спросить Жанна, но после того, самого первого разговора, они с шефом заключили негласный договор о взаимном неприменении хамства. А у Славика она была — харизма. Нечто необъяснимое, неосязаемое. Лицо этого мальчика вызывало сразу два непреодолимых желания: ударить и поцеловать.
— Ты проститутка? — как-то неожиданно для самой себя догадалась Жанна.
— Почему если проститутка, то сразу на «ты»? — Славик поднял к небу глаза и медленно потер кончик носа. — А вообще… да… В каком-то смысле.
— Ты хочешь сказать, что я уже дошла до той черты, когда?..
— Нет, по телику ты была намного хуже. А так ты ничего… Теперь я вижу, что пришел напрасно. Но раз уж я все равно пришел, то, может…
Почему она согласилась? Из любопытства. Из одного только любопытства.
