– Внизу сауна и бассейн, – поспешила рассказать Элиза, пока Белоснежка сняла свои армейские ботинки и пальто и забросила варежки, шарф и шапку на полку.
– Я не купаться сюда пришла, – коротко ответила Белоснежка.
Элиза засмущалась.
– Конечно. Сорри. Хочешь что-нибудь? Капучино, мокаччино, латте?
– Обычный кофе. Черный.
– Окей. Я принесу. Ты можешь пойти на второй этаж в комнату, подожди меня там, – попросила Элиза.
Белоснежка поднялась по ступенькам. На площадке стояло зеркало, которое показывало неправильную девушку в неправильном месте. Какого черта она здесь? Было ошибкой приходить. Она против своего желания угодила в такую кашу, которая становилась с каждой минутой все противнее.
Комната Элизы выглядела так, как будто в ней взорвалось что-то розовое и черное. Эти два цвета доминировали над всем из-за ковра на стене и чехла ноутбука. Это, что, какой-то слишком долго длящийся период принцессы, которая спуталась с уличным рокером? Комната была в два раза больше квартирки Белоснежки. Тут был проход на маленький балкончик.
Элизе, казалось, принадлежало бесконечное количество украшений и косметики. Полка была заставлена фильмами ужасов и романтическими комедиями. Белоснежка искала глазами несоответствия. В комнате каждого человека есть несоответствие, что-то, что не вписывается в общую картину, что противоречит ожидаемому. Здесь таких несоответствий было два.
На самой нижней полке стеллажа стоял огромный ряд книг по астрономии. Они были сложены там, будто их решили убрать с глаз долой, но книг оказалось так много, что это точно был не единичный дурацкий подарок или случайность. Белоснежка вспомнила, что Элиза действительно долго увлекалась математикой и физикой.
Второе – здоровенный клубок и спицы. На спицах начато какое-то вязание. Элиза не хочет покупать все готовенькое.
Интересно. А что было бы, если бы Белоснежка захотела поближе познакомиться с Элизой? Но пока что она только зарегистрировала замеченные ею искажения и записала их в память.
– Black coffee![15]– объявила Элиза из двери и протянула Белоснежке кружку.
Она была черная. А чашка Элизы была розовая. Это ненадолго развеселило Белоснежку. Социологическое исследование на этом завершено.
– Зачем ты позвала меня сюда? – спросила она.
Элиза уселась на кровать и вздохнула.
– Мне ужасно страшно, я не знаю, что делать.
– Что ты помнишь о той вечеринке?
– Совсем чуть-чуть. То есть, помню я много, но сложно слить все воедино.
– Расскажи все с самого начала и максимально подробно, все, что ты помнишь, что произошло на вечеринке и как у вас оказались деньги, – предложила Белоснежка. – Подумаем вместе – это лучший способ действовать.
Она ненавидела нравоучительные нотки в своем голосе, но сейчас с Элизой нужно было говорить, как с ребенком. Руки девушки дрожали, хоть она и пыталась покрепче сжать чашку.
Элиза начала рассказывать медленно, непоследовательно, запутавшись в подробностях, как она решила устроить вечеринку, когда узнала, что родителей в воскресенье не будет дома. В субботу мама уехала на неделю в командировку, а у отца была ночная смена. Элиза болтала, как она продумала, кого позвать, что есть и пить. «Ближе к делу», – подумала Белоснежка. Она совсем не это имела в виду под подробностями. Для сплетен ей следовало поискать другого собеседника.
– Я хотела, чтобы вечеринка была еще более яркой. Я попросила Каспера организовать «колеса» мне и Туукке. Мы и раньше втроем их пробовали. От них намного лучше, чем от выпивки. От алкоголя меня тошнит.
Белоснежку позабавило ее угрюмое выражение лица. А кого не тошнит? Разве это не считается основным свойством алкоголя?
– Откуда Каспер их достал? – спросила она.
– Не знаю. И не хочу знать. Это темные схемы, от них лучше держаться подальше.
Добродетельные интонации. Элиза почувствовала, что помнит, что она – дочь полицейского.
– Другие их принимали?
– Насколько я знаю, нет. Каспер очень осторожен в том, кому поставлять. Не хочет попасться.
Нет, конечно. Белоснежка могла бы рассказать, что, по крайней мере, парфюмерная мафия была в курсе: некоторые на вечеринке были не под воздействием алкоголя.
– Большая часть гостей начала валить домой уже после полуночи. Хорошие ребятки не хотели быть утром на уроках с похмельем, – усмехнулась Элиза.
Белоснежка не присоединилась к усмешке. Элиза посерьезнела.
– Окей, после я подумала, что было бы разумно выпроводить остальных – те уже слишком опьянели. У меня все смешалось. Воспоминания – туман. Кто-то перепил, кого-то рвало по углам… Кто-то разбил хрустальную вазу и поранился… Начался хаос. Я попросила Туукку выбросить пару алкашей во двор.
Элиза опустила кружку на стол. Она ломала ногти. Розовый лак отлетал от их кончиков, руки дрожали от волнения. Белоснежка ничего не сказала. Лучше дать выговориться без наводящих помогающих вопросов. Воспоминания будут более естественными, и никто не развернет их в неверном направлении.
– После двух ушли все, кроме Туукки и Каспера. Мы почти все время торчали здесь, в моей комнате, танцевали и бесились. Нам больше не надо было изображать перед другими, что мы только пили. Потом… Было около трех часов…
Вдруг Элиза замолчала. Сглотнула. Нахмурила брови.
– Я вышла на этот балкон подымить, – продолжала Элиза. – Да, именно так. И тогда я увидела в нашем дворе какой-то странный пакет. Он там был максимум полчаса, потому что я ходила курить каждые полчаса. Вообще я не курю, но на вечеринке обычно тянет.
Опять эти добродетельные нотки и натянутая на лице маска. Белоснежка могла бы восхититься достижением, если бы в этой ситуации ее так это не раздражало.
– И что же ты сделала? – спросила она, не сдержавшись.
Элиза начала теребить молнию с золотым сердечком на своем розовом костюмчике. Она дергала ее вниз ее на пару сантиметров, потом снова тянула наверх. Вниз и наверх. Вниз и наверх. Белоснежка глотнула кофе. Он был мучительно слабым.
– Меня почему-то безумно рассмешил этот пакет. Он так забавно выглядел на снегу. Не могу объяснить. Я была тогда совсем под кайфом. Я оставила ребят на втором этаже, а сама пошла вниз за пакетом. Когда я вернулась, открыла его там, в вестибюле.
Элиза снова сглотнула.
– Сначала я не поняла, что там. Думала – какой-то мусор. Потом достала оттуда одну бумажку и поняла, что это купюра. Она вся была в крови. Весь пакет был набит пятисотками в крови. Мои руки были в крови, когда я рылась в них. Сейчас мне тошно, когда я об этом думаю. А тогда веселило. Тогда мне казалось, что все это безумно здорово.
