Мы, пуштуны, народ, издавна проживающий на территории Афганистана и Пакистана, не признавали границы, проведенной англичанами более ста лет назад. При известии о советском вторжении кровь наша закипела от гнева, вызванного и религиозными, и национальными причинами. Во время проповедей в мечетях муллы часто говорили об оккупации Афганистана, проклинали русских захватчиков и призывали всех правоверных мусульман исполнить свой долг и принять участие в джихаде. Можно сказать, что при генерале Зия джихад стал шестым столпом ислама, помимо тех пяти, что всем нам известны с рождения. Каждый правоверный мусульманин обязан, во-первых, неколебимо верить в Аллаха; во-вторых, пять раз в день совершать намаз, то есть молитву; в-третьих, подавать бедным закат – милостыню; в-четвертых, в течение месяца Рамадан от рассвета до заката блюсти роза – воздерживаться от пищи; в-пятых, хотя бы раз в жизни совершить хадж, паломничество в Мекку, если этому не препятствует какой-нибудь тяжкий телесный недуг. Мой отец утверждает, что идея джихада стала столь популярна на Востоке благодаря усилиям ЦРУ. В лагерях беженцев даже арифметике детей учили по американским учебникам, где все задачи и примеры имели откровенно милитаризованный характер. «Если в отряде было десять русских и пять из них убили мусульмане, сколько осталось?» – спрашивалось в одной из таких задач.
Многие молодые парни из отцовской деревни отправились сражаться в Афганистан. Отец помнит тот день, когда в деревню пришел маулана по имени Суфи Мухаммед и стал призывать молодых людей встать на защиту истинной веры и пойти на войну с русскими. Призыв его нашел горячий отклик, и вскоре отряд добровольцев, вооруженный старыми винтовками, топорами и базуками, двинулся в путь. Никто тогда и думать не думал, что много лет спустя организация, созданная этим мауланой, станет главным оплотом сватских талибов. Отцу тогда было только двенадцать, он был слишком мал, чтобы идти на войну. Но русская оккупация продолжалась более десяти лет, на протяжении почти всех 1980-х годов. За это время отец успел вырасти и воспылать желанием принять участие в джихаде. В зрелые годы он молился не слишком усердно, но в юности каждый день вставал на рассвете и отправлялся в соседнюю деревню, где была мечеть. Там он изучал Коран под руководством старшего талиба. В те времена слово «талиб» означало всего-навсего «студент-богослов». Вместе они изучили все тридцать глав Корана, причем не только читали, но и толковали их.
Талиб говорил о джихаде с воодушевлением, которое передалось моему отцу. Наша земная жизнь коротка и быстротечна, часто повторял он; у молодых людей, родившихся в деревне, почти нет возможности выбиться в люди. Отец был полностью согласен со своим наставником. Многим его одноклассникам пришлось отправиться на юг и устроиться работать на угольные шахты, и отцу вовсе не хотелось следовать их примеру. Работа в шахте была очень тяжелой и опасной, и по нескольку раз в год в деревню привозили гробы с телами тех, кто погиб в результате аварий. Самое лучшее, что могли придумать деревенские парни, – отправиться в Саудовскую Аравию или Дубай и работать там на строительстве. Но отца подобная участь тоже не слишком привлекала. Более всего его манил рай, где каждого правоверного будут ублажать семьдесят две прекрасные девственницы.
– О Аллах, прошу Тебя, устрой войну между мусульманами и неверными, чтобы я мог умереть за Тебя и стать мучеником, – молил он каждую ночь.
В тот период ощущать себя мусульманином было для него важнее всего на свете. Он начал подписываться Зияуддин Панчпири (Панчпири – название религиозной секты) и всячески холил едва пробивавшуюся бороду. Порой ему даже приходила мысль стать террористом-смертником. Впоследствии отец вспоминал, что стал одной из многочисленных жертв кампании по промыванию мозгов. Но с ранних лет он был вдумчивым мальчиком, который не довольствовался тем, что лежит на поверхности. Отец все подвергал сомнению и любил задавать вопросы, хотя в государственных школах процветала зубрежка, а спрашивать о чем-либо учителей не полагалось.
Примерно в то время, когда отец мечтал стать мучеником и отправиться на небеса, он познакомился с маминым братом, Фаизом Мухаммедом, начал общаться с семьей своей будущей жены и посещать худжру моего дедушки с материнской стороны. Семья дедушки принадлежала к сторонникам светской националистической партии и была против участия в войне. Знаменитый пешаварский поэт Рахман Шах Саил, в свое время воспевший подвиг Малалай, моей прославленной тезки, написал тогда поэму, посвященную событиям в Афганистане. В этой поэме он называл идущую там войну «битвой двух слонов» – США и Советского Союза, – а пуштунов сравнивал с травой, вытоптанной их громадными ногами. Когда я была маленькой, отец часто читал мне эту поэму, но я слушала, не понимая ее смысла.
Фаиз Мухаммед много рассуждал о необходимости социальных перемен, о неизбежном крахе феодально-капиталистической системы, при которой все национальные богатства сосредоточены в руках нескольких семей, а бедные год от года становятся все беднее. Слова его произвели на отца сильное впечатление. Он чувствовал, что разрывается между двумя крайностями – с одной стороны, ему хотелось с оружием в руках защищать ислам, с другой – проводить мирные социальные реформы. В конце концов он остановился где-то посредине.
Отец относился к своему отцу, моему дедушке, с благоговейным уважением и много рассказывал мне о нем. Но из его рассказов я поняла, что дедушка не всегда соответствовал тем высоким принципам, соблюдения которых неукоснительно требовал от других. Речи, которые произносил баба, оказывали на слушателей столь сильное воздействие, что он вполне мог бы стать выдающимся лидером, если бы обладал склонностью к дипломатии и уделял не так много сил соперничеству со своими многочисленными родственниками. Пуштуны, как правило, очень болезненно переживают, если их двоюродные братья добиваются большего успеха, богатства и влияния, чем они сами. У дедушки был двоюродный брат, ставший учителем в школе. Поступая на работу, он уменьшил свой возраст, что было нетрудно – в большинстве своем жители долины Сват не знают точной даты своего рождения и ведут отсчет лет по знаменательным событиям, таким как землетрясения. Но дедушка, узнав, что родич, который на самом деле был старше его годами, представился более молодым, пришел в ярость. Ярость эта была так велика, что он отправился в Мингору, целый день трясся на автобусе, а прибыв в город, отправился на прием к министру образования.
– Сахиб, – сказал он. – У меня есть двоюродный брат, который на десять лет старше меня. В документах он неверно указал год своего рождения, и теперь он на десять лет меня моложе.
– Этому делу можно помочь, маулана, – улыбнулся министр. – Давайте изменим дату вашего рождения. Чем плох, например, тот год, когда разразилось землетрясение в Кветте?
Дедушка согласился, и в его документах появился новый год рождения – 1935-й. Таким образом, он снова стал моложе своего родича.
Дети, естественно, тоже были втянуты в семейные разборки. Между отцом и его двоюродными братьями происходили постоянные стычки. Мальчишки знали, что отец отчаянно переживает по поводу своей неказистой внешности. То обстоятельство, что любимцами школьных учителей неизменно являлись красивые мальчики со светлой кожей, заставляло отца еще сильнее комплексовать по поводу собственной смуглости. Двоюродные братья неизменно подкарауливали отца по пути домой и дразнили коротышкой и горелой лепешкой. Согласно пуштунскому кодексу чести, за такие оскорбления нужно мстить, но отец был намного младше и слабее своих обидчиков.
