Глава 3
Обратный путь показался Марии короче. Караван выступил в дорогу от нависшей над Иерусалимом горы, как только старейшины убедились, что все в сборе и никто не отбился. Громыхающие повозки покатили в разных направлениях — на север, в Галилею, на запад, в Яффу, и на восток, к Иерихону. Земляки Марии двинулись по прямому, как стрела, пути обратно, к Галилейскому морю.
Пять набожных семей из Магдалы держались тесным кружком, но самой девочке вдруг захотелось познакомиться с детьми из других поселений — когда еще представится такая возможность? Рядом, как она выяснила, двигались семьи из таких прибрежных городов, как Капернаум и Вифсаида, а также из лежавшего в глубине суши Назарета. В их группе из Магдалы детей было немного: кроме самой Марии, лишь ее троюродные сестренки Сарра и Рахиль, впрочем, такие же любознательные.
— Давайте улизнем, — прошептала она им. — Сбегаем тайком к соседям, посмотрим, что у них там.
— Давай.
На мгновение Марию удивило, что старшие девочки — Сарра была старше ее на два года, а Рахиль и того больше — ее послушались, но она слишком обрадовалась, чтобы задумываться над такими мелочами. Они с ней, вот что главное.
Подныривая под скрипящие днища повозок и проскальзывая под животами хрипло дышащих ослов, девочки быстро добрались до многочисленной группы паломников из Капернаума. Люди там шли веселые, певучие, но по большей части пожилые. Детей с ними почти не было, так что Мария с подружками среди них не задержались. Капернаум являлся самым большим городом на Галилейском море, стоявшим на его северном берегу, но что это, спрашивается, за место такое, если там, судя по паломникам, живут одни старики?
Группа из Вифсаиды производила впечатление весьма благочестивой (именно тамошний раввин сокрушил найденных у дороги идолов), но для детей это особого интереса не представляло.
Когда же впереди показалась группа людей, выглядевших непривычно, а оттого особенно любопытно, Мария вдруг заметила девочку примерно ее лет, которая шла прямо за ними. Она обогнала ее, резко остановилась, развернулась и в упор уставилась на незнакомку с копной рыжих волос, которые не могли удержать никакие ленты.
— Ты кто? — требовательно спросила Мария.
Вообще-то этот вопрос следовало задать кому-то из девочек постарше, Сарре или Рахили, но раз те молчали, Марии пришлось взять инициативу на себя.
— Кассия, — спокойно ответила рыжая незнакомка, — Это означает цветок корицы.
Мария с интересом присмотрелась к ее своеобразной внешности, темно-рыжим волосам и золотисто-карим глазам. Да, имя Кассия, безусловно, к ней подходило.
— Откуда ты родом? — спросила Мария.
— Из Магдалы, — ответила Кассия.
Вот это да, из Магдалы!
— А кто твой отец?
— Вениамин.
Поскольку ни о каком Вениамине родители Марии не упоминали и его семьи не было в числе тех шести благочестивых семейств, которые вместе совершали паломничество, приходило на ум, что это люди не слишком набожные. Те, кого родные Марии считали неподходящей компанией. Надо же, в родной Магдале столько всего интересного!
— И где ты живешь?
— Мы живем в северной части города, на склоне дороги.
В новом квартале. Там по большей части селились недавно разбогатевшие приспешники Рима. И все же… если они предприняли это паломничество, значит, они не впали в римское язычество.
— Кассия, — произнесла Мария столь торжественно и серьезно, насколько могла это сделать семилетняя девочка, — приветствую тебя.
— О! Спасибо! — Девочка встряхнула пышными волосами, и Мария почувствовала прилив зависти.
«Будь у меня такие волосы, — пришло ей в голову, — мама все время бы меня расчесывала. Это точно! А так смотрит на меня, как на простушку, да оно и не удивительно. Мамины волосы и то гуще и более блестящие, чем мои. Вот бы мне такие волосы, как у Кассии…»
— На что ты смотришь? — спросила Кассия. Потом рассмеялась и протянула руку. — Ну, давай погуляем вместе.
Они направились к другой группе, которая держалась особняком, а когда выяснили, что это паломники из Назарета, старшие девочки рассмеялись.
— Ой! — пискнула Сарра. — Назаряне! Надо же, и они здесь. Кто бы мог подумать.
— А почему? Что в них такого особого? — спросила Мария, держась при этом поближе к новоприобретенной подружке Кассии, словно боясь потерять найденное близ дороги сокровище.
— Назарет — маленькая деревушка с бедными людьми, — пояснила Сарра. — Этих голодранцев никто и в расчет-то не принимает. Удивительно, что им удалось сколотить компанию, чтобы отправиться в Иерусалим.
— Но с ними множество верблюдов, — заметила Мария, резонно предположившая, что люди, путешествующие на верблюдах, не большие голодранцы, чем те, кто путешествует на ослах.
— Правильно. Пойдем и посмотрим на них, — решительно предложила Кассия, — Увидим, что они за люди.
Опасливо приблизившись к незнакомцам, девочки попытались завязать разговор, но он как-то не клеился, хотя на все вопросы о Назарете любопытствующие получали прямые ответы.
— Городок у нас тихий, спокойный, иноземцев почитай что и нет. Это особенно хорошо для детишек, чтобы росли как надо, — заявила морщинистая женщина. — Соблазнов особых нету. Живут себе семьи как семьи — взять хоть ту, Иосифа.
Она указала на большую семейную группу — приятной внешности энергичного мужчину, женщину, видимо его жену, нескольких других людей, ослика, везшего двух маленьких детишек, и замыкавших шествие юнцов.
— Иосиф — плотник, — добавил молодой человек из Назарета. — В паломничество выбирается не каждый год, недостаточно часто. Остальное время занят своей мастерской и немалым семейством, за ним глаз да глаз нужен. Говорят, у него были братья в Капернауме, так они присоединились к тем самым бунтовщикам. Иосиф, надо полагать, хочет, чтобы остальные его домочадцы не повторили их ошибки.
Сразу за Иосифом и его женой шел высокий юноша, точнее сказать, почти мужчина, с густыми темными волосами, отсвечивавшими на солнце рыжеватым отливом, и твердо очерченным подбородком. Рядом с ним шел еще один паренек, а потом беспорядочная компания других.
Неожиданно молодой человек обернулся и бросил взгляд на Марию и ее подруг. У него были темные, глубоко посаженные глаза.
— Кто это? — спросила Кассия.
— Это его старший сын, Иисус, — пояснил словоохотливый назарянин. — Любимец отца.
— А почему? Он такой искусный плотник?
Паренек пожал плечами.
— Я не знаю. Наверное, иначе с чего бы Иосиф так им гордился. Впрочем, его все старшие любят.
— Старшие? А ровесники?
— Ну… не то чтобы мы плохо к нему относились. Малый он не вредный, но больно уж… такой… серьезный. Нет, людей не дичится и дружелюбен, но, — парнишка рассмеялся, — очень любит читать и старается держать это в тайне. Оно и понятно, представьте, что будут думать о молодом парне, который — на самом деле! — любит все эти занудные пергаменты. Говорят, будто он и по-гречески читает. Сам выучился.
