По чистой случайности примерно в то же время стартовал еще один совместный российско-американский проект: в 1989 году, еще до того, как браконьерство достигло критических масштабов на Дальнем Востоке России, в Айдахо прошла конференция под открытым небом, в которой приняли участие российские и американские биологи, занимающиеся изучением крупных представителей кошачьих. Американцы изучали жизнь горных львов, отслеживая их перемещения при помощи радиоошейников. Русские предложили совместно провести аналогичное исследование жизни амурских тигров. В январе 1990-го двое ученых из Института дикой природы Хорнокера в Айдахо (Hornocker Wildlife Institute) отправились в Приморский край, чтобы посетить Сихотэ-Алинский заповедник — биосферную резервацию общей площадью 4000 км2, расположенную на тихоокеанском склоне хребта Сихотэ-Алинь.
Американцев потрясло увиденное, и спустя два года, в феврале 1992-го, когда амурских тигров начали истреблять в масштабах, невиданных с начала двадцатого века, Обществом сохранения диких животных (Wildlife Conservation Society) был запущен проект под названием «Сибирский тигр». Дейл Микель, некогда занимавшийся изучением жизни лосей, а незадолго до этого завершивший годичный проект по изучению тигров в Непале, участвовал в предприятии с самого начала и до конца. В 1995 году к нему присоединился Джон Гудрич, и с тех самых пор они совместно с российскими коллегами занимались выслеживанием, отловом и снабжением радиоошейниками тигров в Сихотэ-Алинском заповеднике. Благодаря их усилиям была составлена более полная картина поведения, привычек и потребностей амурского тигра. В рамках проекта большое внимание уделяется защите животных, и тем не менее за прошедшие годы некоторое количество снабженных ошейниками тигров было истреблено браконьерами, несмотря на то что они обитали на охраняемой территории. Сихотэ-Алинский заповедник считается главным районом размножения амурского тигра, и по этой причине одна из шести бригад инспекции «Тигр» приписана именно к нему.
Владимир Щетинин поставил Труша во главе отряда, курирующего Бикинский район — северо-западную часть Приморья, включающую область слияния рек Бикин и Уссури. Труш к тому времени уже около пяти лет жил и охотился в этих краях, так что выбор Щетинина был удачным. Вместе с женой Любой Труш устроился в Лучегорске, шахтерском городке с тридцатитысячным населением, где поезда Транссиба останавливались не более чем на пять минут. Город построен странно: до вокзала добираться минут двадцать, причем по размытой дороге, но для Приморья это дело обычное. Заселение Сибири и Дальнего Востока преимущественно происходило по указке ЦК КПСС: в Москве или, на худой конец, в Иркутске разворачивали карту и выбирали место с прицелом на конкретное производство. Впоследствии в этом месте появлялся город, поселок или деревня — как правило, для этого использовался принудительный труд заключенных или солдат, что в России практически одно и то же. Строительство велось в сжатые сроки, об отдаленном будущем никто особо не задумывался, и скудный быт этих наскоро возведенных поселений навевает мысли о плохо замаскированном ГУЛАГе. Основные дороги отмечены контрольно-пропускными пунктами под наблюдением вооруженной охраны. И только закрыв за собой дверь квартиры, здесь можно почувствовать, что ты возвратился в мир тепла, ярких красок и живых людей.
Американская писательница, приглашенная читать лекции в одном из сибирских вузов, назвала лишенный какой-либо эстетики советский урбанистический стиль «убийственным модернизмом»[14]. Лучегорск, примостившийся на краю внушительного угольного карьера, является классическим примером этого стиля. Город образован нелепым скоплением затхлых многоквартирных коробок, беспорядочно разбросанных вдоль разбитых дорог. В ряде случаев среди этих обшарпанных домишек под паутиной проводов можно найти газон с подобием детской площадки — поломанные горки и качели выглядят так, словно пережили стихийное бедствие. На улице на удивление мало детей, еще меньше собак, зато полно кошек — они словно слились с окружающей действительностью. Дом Труша расположен неподалеку от главной городской площади, отмеченной некогда обязательным памятником Ленину. Лучегорский Ленин — двухтонный гипсовый бюст — обращен лицом к электронному табло термометра, большую часть времени показывающему минусовую температуру, и вождь Страны Советов взирает на него из-под снежной шапки. Невдалеке виднеется кусочек дряхлого, хотя и весело раскрашенного колеса обозрения, давно уже не работающего.
Лучегорская угольная электростанция, приткнувшаяся за спиной гипсового вождя пролетариата, самая крупная в области, и ее дымящие трубы видны за восемьдесят километров. В Лучегорск, расположенный в десяти часах езды на поезде от Владивостока и четырех от Хабаровска, никто не приезжает без необходимости, но то же самое можно сказать о большинстве дальневосточных городков. В Приморском крае есть куда более крупные города, но даже там приезжего могут встретить вопросом: «Ну и каким ветром тебя занесло в эту жопу мира?» Юрий Труш здесь личность известная, и ему часто доводится пожимать руки, обниматься или дружески похлопывать знакомых по плечу при встрече. Однако для Владимира Маркова у него было припасено другое приветствие.
Когда Марков был еще жив, Трушу довелось побывать в его хижине лишь однажды. Летом 1996-го, за полтора года до трагедии, Труш и Александр Горборуков во время очередного обхода обнаружили мертвого барсука. Он лежал в котелке, опущенном в протекавший неподалеку от хижины ручей. Марков был дома, и Труш потребовал у него объяснений. Марков сильно нервничал, придумал корявую историю про то, как барсук попал в котелок, якобы его загрызли собаки. Труш пристально посмотрел ему в глаза, а затем вынул нож и вскрыл одну из ран на барсучьем теле, быстро ощупал ее и извлек дробинку. Маркову ничего не оставалось, кроме как признаться. Поскольку у него не было ни охотничьего билета, ни разрешения на хранение оружия, Труш имел право без колебаний его арестовать. Однако он предоставил Маркову выбор: либо сдать дробовик, либо быть обвиненным по нескольким статьям. Марков артачился, пока Горборуков не указал на охотничий нож, для которого в то время тоже требовалось разрешение. «За нож дополнительно отвечать придется, — пообещал Труш. — Лучше сдай ружье, и мы оставим все как есть».
Марков сказал, что ему потребуется пара минут, и скрылся в лесу. Ради собственной безопасности браконьеры стараются не оставлять возле своих хижин улик, указывающих на их род занятий. Нелегальные гарпуны, как две капли воды похожие на трезубцы нанайских и удэгейских рыболовов столетней давности, разбирают на части: древки хранятся отдельно от металлических наконечников. Сети и капканы закапывают или прячут в дуплах деревьев. С ружьями сложнее. Их редко хранят внутри дома: резкие перепады температур приводят к образованию конденсата, и вследствие этого оружие ржавеет. Как правило, огнестрельное оружие заворачивают в бумагу или холст, чтобы оно проветривалось, а затем прячут в сухом месте где-то в лесу. Именно в такое место сейчас отправился Марков. Труш, приученный по возможности контролировать происходящее, взглянул на часы, отмечая время.
