Разве у нее есть на это право? Ведь любовь превращает человека в эгоиста, заставляя его думать только о себе и о предмете своей страсти. Когда-то давно, несколько лет назад, Саша была влюблена. И дело было даже не в том, что финал того чувства был достаточно трагичным и заставил ее несколько месяцев мучиться воспоминаниями. Она ни минуты не жалела о том, что в ее жизни тогда случилась любовь. Но сейчас ей казалось, что она больше не может себе позволить такой роскоши — полюбить.
«Ты, как монашка», — часто укоряла ее Кристина, а Саша почему-то даже улыбалась этому сравнению
«Наверное, я и должна быть монашкой, — отвечала она, — потому что иначе у меня ничего не получится. Мне нельзя о себе думать, Кристина. Я должна думать о них. Окно должно быть открытым. Открытым всегда, ты понимаешь?… И места должно хватить всем».
Кристина недвусмысленно вертела пальцем у виска и, безнадежно махнув рукой, отворачивалась.
Места должно было хватить всем. Но это, наверное, возможно только в том случае, если в ее душе не будет господствовать какой-то один человек. Любовь — захватчица, она ревниво охраняет свою территорию и старается не впускать никого лишнего. Она тут же затворит все окна, крепко-накрепко запрет их на железные засовы и не даст утешения почувствовать себя виноватой, потому что заранее позаботится о том, чтобы стереть память о прошлом.
И все-таки… Что же это было? Неужели она все-таки пришла? Явилась — вот так, внезапно, без предупреждения, без приглашения, не смущаясь тем, что ее не ждали, ей не рады, и уже начала наводить свои порядки в ее душе? Диктовать свои законы… И эти знаки, эти полосы и фигуры, которые Саша так увлеченно складывает из светящихся окон — всего лишь отвлекающий маневр, который позволит чуть позже предпринять новую атаку и одержать окончательную победу? Что же это было и… было ли это на самом деле?
Саша вспомнила, как трудно, почти невозможно было опустить глаза, когда они встретились с глазами Дениса. Как страшно ей стало, а потом легко и радостно, а потом опять страшно, и так — на протяжении всего вечера, каждую минуту. С каким трудом она все-таки заставила себя выйти из кухни, чтобы попрощаться, и как мучительно было думать о том, что прощаются они, возможно, навсегда. Такого с ней раньше никогда не случалось. И еще десятки эпизодов, внешне не примечательных и не ярких, почти черно-белых иллюстраций.
Цветы. Как странно, какая глупость! Ей почему-то показалось, что он принес эти лилии для нее. Она уже собиралась протянуть руку и взять букет. Еще доля секунды — она бы так и сделала. Целый вечер эти цветы не давали ей покоя. Саша искоса смотрела на букет, ощущая внутри странное щемящее чувство, которое она не решалась назвать ревностью только потому, что знала — получив имя, оно сразу же пустит корни и расцветет в ее душе пышным цветом. Неопределенное «что-то» чувствовало себя не настолько уверенно, чтобы заявить о своих правах, как сделала бы ревность, обретя свое настоящее имя. Ей хотелось пересесть на другое место за столом, спиной к цветам, подальше, чтобы не видеть их, не чувствовать запаха.
Что-то творилось с ее глазами. Он как будто приклеил их к себе. Пару раз ей удалось поймать себя на мысли, что она смотрит на него как-то невпопад. Когда разговаривал Федор, все смотрели на Федора, и это было естественно: люди всегда смотрят на того, кого слушают. А Саша смотрела на Дениса. Впрочем… Денис почему-то тоже посмотрел на нее. И она знала, что он смотрел очень долго, чувствовала его взгляд, но сама смотрела теперь уже на Федора. Не моргая, до боли в глазах, решив не сдаваться, смотрела на Федора, пока ни поняла вдруг, что тот уже давно молчит, и все взоры обращены на Кристину, рассказывающую забавный случай из их студенческой жизни. Поняла и заметила недоумение на лице Федора, ставшего безвинной жертвой ее поединка с самой собой. Но смотреть на Кристину — это было почти то же самое, что смотреть на Дениса, потому что они сидели рядом… Саша не знала, куда деть глаза.
Кажется, он был очень красивым. Наверное и скорее всего, так и было. Но она не могла сказать этого точно, потому что знала — источник магического притяжения находится не здесь.
Причина была не в этом. Было что-то еще. Что-то еще…
Еще несколько светящихся прямоугольников напротив потухло. Раненое крыло птицы теперь было раздроблено на мелкие части, словно в него разрядили автоматную очередь. Но птица все летела, продолжала лететь так же высоко даже на одном крыле. Саше стало грустно и до глупости жалко эту птицу, которую она придумала и которая еще несколько минут назад была такой красивой и сильной. Захотелось помочь, взять на руки, донести до гнезда, перевязать перебитое крыло… Так что же, все-таки? Что это было?
Сделав над собой усилие, она оторвала взгляд от окна. Птицу все равно не спасешь. Едва ли стоит наблюдать за тем, как она будет продолжать умирать у нее на глазах. Рано или поздно погаснет свет в последнем окне, и птицы, которую придумала Саша, больше уже не будет. Так что с того? Ее ведь и не было никогда.
Она потушила свет на кухне. Может быть, сейчас в том доме напротив кто-то точно так же сидит у окна и видит другую, свою, птицу. Может быть, выключив свет, она ранила ее, а может быть…
В этот момент она отчетливо услышала, как захлопнулась дверь наверху.
Это было странно — едва слышный, приглушенный хлопок, звук, длившийся всего секунду и наступившая вслед за этим тишина. Саша замерла, прислонившись к стене, и долго стояла в полной темноте, боясь сдвинуться с места. Но больше не было никаких звуков. Только привычное тиканье часов, равнодушно отсчитывающих пробегающие секунды. Неужели это ей только показалось? И даже если не показалось, неужели это могло что-то значить? Что-то значить — для нее? Но где-то в глубине души, несмотря на все ее усилия, рождалась уверенность, что этот звук…
Она не имела понятия о том, сколько времени простояла вот так в прихожей, прислонившись к стене. Но почему-то знала, что ей не стоит сейчас уходить, что нужно просто подождать, сосем немного, и тогда…
И все-таки, прозвучавший в тишине звонок застал ее врасплох. Долгожданное оказалось неожиданным — видимо, она ждала слишком долго. Саша вздрогнула, не решаясь сдвинуться с места. Звук часов оказался спасительным. Она принялась отсчитывать бег времени и досчитала почти до ста… И вдруг поняла, что еще несколько секунд — и все исчезнет. Все то, что должно произойти, не произойдет только лишь потому, что она, поддавшись искушению, пытается испытать судьбу. Дразнит ее, делая вид, что не слышит зова. Как капризный ребенок, хочет заставить себя уговаривать, просить принять то, о чем только что просила сама, чего хотела больше всего на свете. И в ту же секунду бросилась к двери, распахнула ее, несмотря на поздний час, даже не глянув в глазок, потому что все знала заранее.
— Я думал, ты уже спишь…
Он улыбался немного смущенно, теперь уже точно убедившись, что не сможет найти подходящих слов и хоть как-то объяснить ей причину своего ночного вторжения. Но она этого и не потребовала. Она восприняла его появление так естественно, как будто они заранее обо всем договорились. Как будто заранее знала то, о чем сам Денис еще несколько минут назад даже и не догадывался. Ей не нужно было ничего объяснять.
