…Кожаная стильная мебель. Мерцающий экран монитора. Черно-белая гамма, геометрические строгие формы — и в черном кожаном кресле перед компьютером обнаженная женщина со светлыми волосами и серо-зелеными, шалыми глазами. Ее напряженные соски то и дело касаются края стола, одна нога согнута в колене, другой она болтает, потом резко крутится на кресле и…
— Ну вот, такой хороший пес и такой чумазый. Что, не кормит тебя твой Сухомлинов? Ну подожди, сейчас, сейчас. Я тебе вынесу пирожков с мясом, будешь?
У Макса рот наполнился слюной. В холодильнике стояла батарея пивных банок, но еды никакой не было, на жаре как-то вроде и не хотелось, но при слове «пирожки» он вспомнил, что по-настоящему обедал позавчера, в пельменной на Центральной площади.
Ленка легко поднялась с корточек и ушла в дом. Ренегат Василий столбиком уселся на пороге, весь обратившись в глаза, уши и одно большое любящее сердце. Она не зря ему понравилась, эта прекрасная тетка. Он сразу почуял, еще утром, что от нее пахнет не вонючим табаком и еще более вонючими духами, а ЕДОЙ, теплом и лаской.
Макс осторожно переступил с ноги на ногу — и мысленно взвыл. Что-то впилось ему аккурат в подъем ноги, и теперь он судорожно пытался перенести вес на другую ногу, но при этом ветка шиповника начинала колоть его, скажем, бедро, а это уже угрожало отечественному генофонду… И нельзя было шуметь, потому что даже представить страшно, какой интенсивности крик издаст Синельникова при виде голого и возбужденного мужика в кустах возле ее крыльца.
Между тем Ленка снова появилась на крыльце, неся в руках тарелку, на которой лежали крохотные круглые пирожки, источавшие такой запах, что Макс на секундочку забыл о своих муках. Правда, через секунду стало только хуже, потому что Ленка уселась на скамеечку, поставила тарелку себе на коленки и стала кормить этого предателя-пса, воркуя при этом не хуже какой-нибудь горлицы.
— Ешь, не спеши… Вот умница. Жуй. Хорошие пирожки? Это все благодаря одной плохой тете, ты ее видел. Толстая такая тетя, Тимошкиной зовут. Она нехорошая. Она двуличная, подлая и бесстыжая нимфоманка. Она с детства такой была…
Макс превратился в слух, завороженный темными тайнами души Наташки Тимошкиной, которую всю жизнь все в школе любили за смешливость и готовность ко всякого рода хулиганствам. А Ленка Синельникова продолжала:
— …Конечно, она-то старой девой не останется. «Я за тебя беспокоюсь, Леночка!» А сама прям из трусов выпрыгивала и за руки его хватала… Не торопись, их много. И ты тоже хорош!
При этих словах Васька поднял голову и помахал хвостом, соглашаясь с такой высокой оценкой его личных качеств. Мол, хорош, хорош, очень даже хорош.
— Почему ты ее не укусил, а? Она же твоего хозяина чуть не изнасиловала прямо на заборе!
Брови Макса поползли вверх. Надо же, а он и не заметил ничего такого. Надо присмотреться к Наташке…
— Кушай, Вася, кушай. Вообще-то это должен был быть французский пирог с луком и копченым беконом, но из-за плохой тети Тимошкиной и твоего дурака-хозяина пришлось делать банальные пирожки. Зато фарш из баранины с телятиной удачный получился. Чувствуешь, какой рассыпчатый и душистый? Это я внутрь каждого пирожка кусочек копченого сала положила. Такие, Василий, пирожки подавали к супу или борщу…
Макс представил себе огромную тарелку алого борща, серебряный кувшинчик со сметаной, тарелочку с Ленкиными пирожками, запотевшую пузатую рюмочку… Из горла голого и голодного страдальца вырвался не то стон, не то рычание, и Ленка Синельникова в испуге вскинула голову, а подлец Васька торопливо проглотил пирожок и залился подхалимским лаем. После этого Ленкино лицо украсилось ехиднейшим выражением.
— Смотри, Вася, кого черт принес! Максим Георгиевич! Гуляете? Воздухом дышите?
— Я… э-э… не хотел вас пугать, Елена… э-э… Васильевна.
— А я, знаете ли, не испугана вовсе. И даже не слишком удивлена. Целую неделю взрослый человек выпрыгивает из штанов, пытаясь привлечь к себе внимание, а не получается. Конечно, остается только одно.
— Что?
— Выкинуть штаны к чертовой матери.
— Елена Васильевна, дело в том, что произошло страшное недоразумение…
— Да, и произошло оно тридцать шесть с лишним лет назад. Всего одна клетка поделилась неправильно — и вместо нормального ребенка родился идиот.
— Ленка, ты зарываешься!
— Разделся догола, стоит в кустах, подглядывает за одинокой женщиной, называет это «недоразумением» — а я зарываюсь? Идиот — это мягко сказано. Здесь попахивает половыми извращениями. Максим Георгиевич, вы не способны получать удовлетворение иным путем? Только вуайеризм?
— Ах ты…
— Спокойно! Не нервничайте, вас собака покусает. Ваша собственная.
— Лен, давай поговорим как люди? Я хотел поймать этого паршивца, чтобы он не копал твою клумбу…
— Для этого разделся голым и полез в кусты, да? Васька должен был подумать, что это вор и насильник, броситься на тебя, ты бы его схватил и посадил на цепь…
— Лен, я был в душе, когда этот гад…
— Что ты врешь, Сухомлинов?! Да воду у нас в двенадцать часов вырубают по всему поселку! А сейчас два!
— Лен, клянусь, там немножко было в кране, а про двенадцать я не знал…
— Бож-же мой, до какой низости способны дойти мужики, потакая своим тайным порокам! Максим Георгиевич, я очень рада, что вы сбросили свою личину. Это поможет мне быстрее избавиться от романтических воспоминаний о прошлом. Да, и чтобы, так сказать, не остаться в долгу… Давеча вы меня поставили в дурацкое положение и воспользовались моей растерянностью — теперь мы будем квиты.
С этими словами Ленка Синельникова подошла к остолбеневшему Максиму Сухомлинову, прижалась к нему всем телом, не обратив ни малейшего внимания на колючки, и жарко поцеловала его взасос. После этого беззастенчиво окинула взглядом дрожащее и грязное тело поверженного секс-символа и протянула:
— Вам надо лучше питаться. Протеины, белок… Можете забрать с собой пирожки и уговорить Василия поделиться с вами. Тарелку вернете завтра. Разумеется, не забыв одеться. Спокойной ночи, Максим Георгиевич.
И скрылась в доме. Погас световой квадрат на траве, возобновили свое стрекотание потревоженные кузнечики — а Макс Сухомлинов все еще не мог сдвинуться с места. Спаниель Василий, воровато оглядываясь через плечо, потрусил к скамейке, где стояла тарелка с пирожками, и только это вернуло Макса к жизни. Он издал глухой рык, выдрался из кустов, схватил тарелку и вознамерился дать псу пинка, но Васька удрал, а Макс едва не врезал босой ногой по нижней ступеньке крыльца. Проклиная все на свете, голый, грязный и исцарапанный, прижимая к груди тарелку с пирожками, полз пещерный человек Макс Сухомлинов в свою пещеру в полном одиночестве, а за дверью аккуратного домика Елены Синельниковой каталась от хохота по полу светловолосая женщина в прозрачной голубой ночнушке с кружавчиками.
