Затем, вспомнив, как ее влекло к нему через полную народа комнату, она перестала смеяться. Вблизи он, должно быть, великолепен. А великолепный мужчина ей нужен меньше всего. Она всегда портила отношения с любым мужчиной, с которым встречалась. Она устала от этого, но не была уверена, что когда-нибудь изменится.
– Ладно, пить с ним кофе идешь ты.
– Ты же знаешь, что я не могу, – сказала Джонни с явным сожалением.
– Но ты хочешь этого, – парировала Даффи. – Почему?
– Он такой романтичный, а в мужчине это очень ценно.
Теперь настала очередь Даффи сжимать губы. Пора прекратить разговор. Поведение сестры выходило за пределы простого сватовства от лица двойняшки. Муж Джонни был самым неромантичным мужчиной на свете, какого только встречала Даффи. И поэтому ее сестра оплакивала «такого романтичного» Хантера Джеймса.
– Я думаю, Дэвид не одобряет нуворишей.
Джонни возмущенно возразила:
– Я вовсе не всегда думаю так же, как Дэвид.
– Но ты всегда соглашаешься с ним.
Джонни вспыхнула:
– Это разные вещи. Иногда проще согласиться.
«И держать свои мысли при себе», – закончила про себя Даффи, но предпочла не высказывать этого вслух.
– Если хочешь, можешь велеть мне заткнуться, – собравшись с духом, задала она вопрос, который мучил ее многие годы, – но только объясни, почему ты вышла замуж за Дэвида?
– Я люблю его, и он уравновешивает меня, – быстро ответила Джонни.
– Уравновешивает? Ты хочешь сказать, держит под замком.
– Если ты называешь это так, ладно, пусть будет под замком.
Неожиданно Даффи решила, что она все поняла. Коснувшись руки сестры, она произнесла:
– О, Джонни, это из-за мамы, не так ли? Ты боишься, что, если тебе дать слишком много свободы, ты собьешься с пути истинного. – Странно, что она раньше никогда не высказывала этих слов вслух, но сейчас она сказала их и услышала, как правдиво они звучат.
– Я не думаю, – ответила Джонни медленно, – и это не тот случай, которым я хотела бы воспользоваться.
Именно Джонни застала их мать в постели с отцом Алоизиуса. Будучи в нежном восемнадцатилетнем возрасте, она вышла на цыпочках и поделилась своим открытием с Даффи, собираясь скрыть правду. Но Даффи вмешалась и помчалась на работу к отцу, чтобы обо всем ему сообщить.
– Было бы ужасно причинить человеку, которого ты любишь, такую же боль, как мать причинила нашему отцу, – сказала Даффи.
– Но он ее простил, и ты должна простить, – возразила Джонни.
Даффи не понравился поворот беседы.
– Мать всегда ведет себя так, будто считает, что я поступила подло. Может быть, ей давно уже следует простить меня?
– Я уверена, она простила, – горячо заговорила Джонни. – Только она не умеет этого показать.
Джонни всегда видела в людях только хорошее. В этом она походила на их отца, он тоже всегда играл роль миротворца.
– Ты намного лучше меня, – вздохнула Даффи. – Может, мне и не удается ладить с матерью именно потому, что мы слишком разные.
– Иногда просто нужно приложить чуть больше усилий. – Джонни посмотрела на свои часики. – Ну, так как насчет Хантера? Или ты боишься флиртовать с ним?
– Меня не может испугать ни один мужчина, – ответила Даффи. – Я боюсь себя.
– А… – Джонни перегнулась через стол и убрала с ее щеки прядь волос.
Этот простой жест был полон любви и участия, и Даффи почувствовала острую благодарность судьбе за то, что у нее такая сестра.
Джонни вытянула свои красивые наманикюренные пальцы.
– Помнишь, как я обгрызала себе ногти?
Даффи кивнула.
– И, пытаясь отучить меня от этого, ты сказала, что ничто не ценится так высоко, как умение избавляться от вредной привычки.
– Я помню, что говорила это.
Джонни посмотрела на свои руки и протянула Даффи жакет:
– Симпатичный, правда?
Даффи усмехнулась. Ее сестра никогда не шла напрямик, если можно было обойти, но всегда добивалась своего. Ну, действительно, кому и какой вред мог принести визит в кафетерий?
– Да ладно, ладно, я встречусь с этим парнем. Никакого десерта, только кофе.
Четыре двадцать. Хантера нет.
Четыре тридцать. Хантера все еще нет.
Даффи подтянула повыше рукава сестринского жакета и взглянула на часы. Ради Джонни она дала этому парню отсрочку еще на пять минут.
Право же, она делала это ради сестры. Ей следует забыть, что ее притягивало к Хантеру Джеймсу, как голодную рыбу наживка.
Даффи открыла свою репортерскую записную книжку и уставилась на левую исписанную страницу. Она должна Маргерит еще одну колонку «Доктор Любовь», но в последнее время она впала в период творческого застоя, приведшего к цейтноту, что, пожалуй, объясняется застоем ее собственной личной жизни.
Минутная стрелка ручных часиков Даффи ползла по кругу.
За очарованием, которое исходило от их матери, ни ее дочери, ни муж не замечали наносимого ею вреда. И Даффи, и ее сестра боялись, что они слишком похожи на мать, а значит, им недоступны здоровые, надежные отношения. В результате Джонни заняла одну позицию, Даффи – другую.
Даффи вздохнула и закрыла записную книжку.
Четыре тридцать пять. Принц Очарование не приходит, и Хантер Джеймс тоже.
Она встала, повернулась – и врезалась прямо в Хантера Джеймса.
Две сильных руки схватили ее за плечи.
– Держитесь, – сказал он. – Я не хотел сбивать вас с ног.
Через ткань жакета Даффи ощутила приятную теплоту его прикосновения к плечам. Прямо на нее смотрели темные глаза с тем же всезнающим загадочным выражением. Она разглядела его ресницы, густые и почти тяжелые, которые очень шли ко всему его оригинальному виду, так заинтересовавшему ее на благотворительном вечере для Клуба сирот. Хантер медленно разжал руки и отступил назад, не переставая изучать ее.
– Вы бросаете меня? – Задавая этот вопрос, он улыбнулся, и Даффи заметила, что с левой стороны его губы дернулись вверх.
Она не могла видеть этого той ночью.
Слишком притягательно. Лучше убить это опасное притяжение в зародыше.
– Да, бросаю. – Сказано достаточно резко, чтобы отшить любого парня.
Но Хантер только усмехнулся.
– Я ценю откровенность. – Он отодвинул два стула. – Предлагаю вам присоединиться ко мне.
Даффи села.
Хантер бросил взгляд на стойку кафетерия.
– Чего бы вы хотели?
«Вас».
