— Пойду посмотрю, как там Эрни, — сказала она, пытаясь избавиться от мыслей, вызванных словами Ральфа.
Ральф бросил взгляд сквозь двойные двери, быстро встал и направился в детскую.
Эрни увлеченно собирал пазлы.
Увидев входящего Ральфа, Эрни поднял голову и улыбнулся.
Обычно Ингрид настаивала на том, чтобы после школы они немного погуляли, но сегодня выйти на улицу было выше ее сил.
— Ну-ка покажи, чем ты тут занимаешься! — Ральф потрепал мальчика по черноволосой головке.
В этот момент раздался оглушительный звонок, хотя входная дверь осталась приоткрытой.
— Входи, Густав. Эрни в другой комнате, — сказала Ингрид рыжему мальчику, который и без того устремился туда.
— Значит, это и есть Густав? — спросил Ральф.
Она кивнула.
— Сынишка главного агронома Рихарда Штайна и его жены Кири. Они живут в соседнем доме. Густав и Эрни — закадычные друзья. Нужно дать им молока с печеньем. Как только эти мальчишки собираются вместе, пиши пропало. Ничто не может заставить их оторваться от игры. Они скорее умрут с голоду, чем отвлекутся на еду.
Но Ральф преградил ей дорогу.
— Я сам сделаю это. А вы посидите. Похоже, каждый шаг причиняет вам боль.
Это была правда. Ох, если бы у нее были силы спорить с ним… Именно она должна позаботиться о Эрни — если позволить Ральфу общаться с сыном, он легко догадается, кто есть кто. Ингрид попыталась протиснуться мимо него, но споткнулась и издала невольный стон.
Ральф усадил ее в ближайшее кресло.
— Сидите, — велел он. — Это займет всего несколько секунд. Потом настанет ваша очередь. Где у вас печенье?
Ингрид показала рукой на кухню, злясь на себя за то, что позволила этому случиться. Если бы она выбрала обувь с умом, то не оказалась бы в таком дурацком положении.
— Молоко в холодильнике, стаканы на полке сверху, а домашнее печенье — за ними. В кувшине в виде игрушечного медведя.
— Домашнее, вот как? А большим мальчикам молока и печенья случайно не положено?
Фраза была слишком интимной, чтобы внушать спокойствие, но отказать Ингрид не могла.
— Угощайтесь сами.
Прислушиваясь к тому, как Ральф хозяйничает на ее кухне, Ингрид была вынуждена признать, что расслабиться на несколько минут и позволить кому-то другому позаботиться о полднике довольно приятно. Быть матерью-одиночкой означает все делать самой, не имея возможности разделить с кем-то хлопоты и домашние обязанности.
Сегодняшний день — исключение из правил, напомнила себе Ингрид, борясь с желанием закрыть глаза. Она сама выбрала такую жизнь; придется вести ее, пока она будет оставаться матерью Эрни. Ей никто не нужен, а уж Ральф Дикс — меньше всех на свете.
Ральф отнес мальчикам молоко и, выяснив у Эрни, какой кофе любит мама, взял две чашки, положил печенье на блюдца и пошел в гостиную. На все про все ушло двадцать минут.
На пороге он застыл как вкопанный.
Ингрид спала в кресле.
Он тихо вошел в комнату, осторожно поставил чашки на угловой столик, затем оглянулся, заметил под журнальным столиком кожаную табуретку и вынул ее. Когда он положил на нее ноги Ингрид, она слегка пошевелилась, пристроилась поудобнее, но не проснулась.
Он сел на стул напротив, взял чашку, но пить не стал. Ингрид очень напоминала Спящую Красавицу. Интересно, что она скажет, если ее разбудят поцелуем?
Ральф нахмурился. Ингрид уже дала понять, что он ей не нравится. Почему? — подумал он. Да, конечно, он не идеал, но она слишком мало его знает. Откуда взялась ее нескрываемая антипатия?
Он задумчиво пригубил чашку и посмотрел в соседнюю комнату, где играли двое мальчиков. Эрни был полностью поглощен игрой. Худенькое тело малыша напряглось, и он напомнил Ральфу пилота реактивного истребителя.
Или всадника.
Ральф часто видел в газетах свои фотографии и поэтому сразу уловил сходство позы мальчика с его собственной. Мы вполне могли бы сойти за отца и сына, подумал он и вздрогнул. Нет, они слишком похожи. Это неспроста.
Он перевел взгляд на Ингрид. Может быть, у них действительно была интрижка шесть лет и девять месяцев назад? Тогда он был намного моложе и глупее. Двадцать второй год своей жизни он помнил плохо. Помнил лишь то, что какая-то бульварная газетенка опубликовала серию статей о его отце, предположительно живущем где-то за границей под другим именем, и история утраты, понесенной его семьей, снова появилась в заголовках.
Ральф отказывался давать интервью средствам массовой информации, но ему все равно приписывали какие-то дурацкие комментарии. Следовало требовать опровержений, но это значило бы нарушить строгое семейное правило: никогда не реагировать на то, что пишут о членах правящей фамилии. Скрывая гнев, он посещал многочисленные вечеринки, пил и гулял так, словно завтрашнего дня не существовало вовсе.
Слава Богу, опомнился он довольно быстро. Его нынешняя жизнь сильно отличается от тогдашней. Ральф был так шокирован собственным поведением, что бросил спорт, остепенился и направил энергию на бизнес, который со временем сильно расширился. Организация спортивных соревнований, о которой он рассказывал Ингрид, была только одним из многих направлений деятельности его компании.
Если бы я спал с ней в то время, то помнил бы, думал Ральф. Но кто его знает? Не этим ли объясняется ее неприязнь?
Может быть, Ингрид просто досадует, что он вторгся на ее территорию. Многие люди считают крупные спортивные состязания бессмысленной тратой сил, времени и денег. Но факт остается фактом: без Тур д'Оберхоф фонд не сможет продолжать свою благотворительную деятельность.
Допив кофе, он поставил чашку, встал и подошел к креслу Ингрид. Нужно разбудить ее до своего ухода, но как это сделать, чтобы не напугать ее? Самый простой способ — поцелуй. Может, этот поцелуй напомнит мне, где и когда я впервые узнал вкус ее прелестных губ, думал он, прекрасно понимая, что просто придумывает повод.
Искушение было слишком велико, и Ральф уступил ему.
Помня о детях, сидевших в соседней комнате, Ральф сдержался и едва прикоснулся губами к ее губам. Однако пронзивший его удар тока был таким сильным, что он едва не застонал. Только присутствие мальчиков помешало ему схватить Ингрид на руки и жадно припасть к ее рту.
Губы сонной Ингрид слегка раздвинулись, и она ответила на поцелуй. У Ральфа мгновенно подскочил пульс. А потом у нее дрогнули ресницы.
Он быстро отпрянул и начал следить за тем, как Ингрид борется со сном. Во сне она выглядела такой хорошенькой, что искушение превратилось в вихрь, готовый поглотить Ральфа. Легкий поцелуй только разжег его аппетит.
Она лениво потянулась.
— Я видела сон.
Может быть, сказать, что поцелуй ей не приснился? Нет, она выцарапает мне глаза, подумал Ральф. И тут его осенило: а вдруг ее гнев всего лишь попытка защититься от его чар? Или он принимает желаемое за действительное?
